ИЮЛЬ, 31, ЧЕТЫРЕ ЧАСА ПОПОЛУНОЧИ, ХРИССААДА, ДВОРЕЦ ПРАВИТЕЛЯ
Эовин сжалась в уголке камеры, точно мышка. Неужели Тубала и в самом деле ее спасет? Неужели?.. Кто эта странная воительница, девушка старалась не думать. Не давало покоя иное: а ну как она навела на след мастера Холбутлы самого настоящего убийцу. Саблю-то Тубала носить умеет...
В коридоре сменилась стража. Теперь взад-вперед по длинному коридору невольничьей тюрьмы выхаживала иная надзирательница - правда, со столь же монументальной фигурой. Всякий раз, проходя мимо Эовин, стражница окидывала ее пристальным холодным взглядом.
- Ну вот и я. - Эовин вздрогнула, не сдержавшись. Перед решетчатой дверью ее камеры стояла Тубала - слегка запыхавшаяся, точно после бега. В руке ее позвякивало кольцо ключей. Нимало не смущаясь присутствием надзирательницы, воительница отомкнула замок.
- Выходи, - скомандовала она Эовин.
"Неужели у Тубалы все так и получится - легко и просто?" - успела подумать Эовин за миг до того, как, заметив неладное, нечеловеческим голосом заверещала стражница.
Тубала с легким шорохом выхватила саблю.
Но охранница и не собиралась сражаться. Сверкая пятками, она бросилась прочь, туда, где из дыры в потолке свешивалась толстая веревка, выкрашенная в алый цвет.
Что-то зазвенело, потом негромко щелкнуло, свистнуло в воздухе - и надзирательница словно сломалась пополам на бегу; обхватив руками пробитую навылет шею, она зашаталась и рухнула. Грянули о камень и не спасшие хозяйку доспехи.
Тубала опустила небольшой изящный арбалет. Не торопясь, перезарядила его и кивнула Эовин:
- Пошли. Тут еще пара постов будет, так что ты иди - руки назад, голова опущена - пусть думают, что я тебя к правителю веду... Что это?!
Под сводами разнесся тревожный гул большого колокола. Затем последовал еще один удар, потом еще и еще... Эовин с замиранием сердца увидела, как ее спасительница досадливо закусила губу.
- Не может быть!.. Откуда?.. Бежим! - Последнее относилось уже к пленнице.
Однако скрыться они уже не успели. В дальнем конце коридора распахнулась широкая решетчатая дверь, и не меньше дюжины дворцовых стражников с саблями и короткими копьями ринулись внутрь. Увидев распростертую на полу надзирательницу, они дружно бросились вперед: им казалось, что причина тревоги - вот, перед ними.
Самый шустрый получил стрелу в прорезь шлема и, коротко взвыв, покатился под ноги остальным воинам; рвущиеся за наградой стражники попросту затоптали упавшего.
- Бежим!
Путь через дверь в противоположном конце коридора, казалось, был пока еще свободен.
- Держи! - Тубала сунула в руки Эовин длинный кинжал. - Живой я им все равно не дамся!
Они вихрем промчались сквозь незапертую дверь; Тубала на миг задержалась, чтобы задвинуть запор (открыть его можно было лишь с их стороны, так что преследователи оказались бы в западне) - когда впереди внезапно послышался тяжелый топот. Казалось, там мчится целый табун. Эовин успела заметить яростный оскал Тубалы, та вновь поднимала арбалет - и тут из-за угла вывернулись четверо - те, которых Эовин никак не ожидала здесь увидеть, хотя безумная надежда еще теплилась где-то глубоко, очень глубоко в сердце...
- Нет! - взвизгнула девушка, бросившись к Тубале, но поздно.
Воительница уже нажала на спуск - однако стрела, дзинькнув, бессильно отлетела от сверкающей брони гнома Торина.
Добежавшие воины с ревом дергали запертую решетку.
Тубала замерла, глаза ее остекленели. Казалось, ее взору предстали выходцы с того света. Точно завороженная, она глядела на появившихся перед ней хоббита и гномов, и рука ее судорожно шарила по бедру, не находя сабельного эфеса...
- Эовин! - вскричал Фолко, хватая девушку за руки. - Давай скорее отсюда! Она с тобой? - Он кивнул на Тубалу.
- Она спасла меня! - выкрикнула Эовин.
- Куда?! - прохрипела Тубала. Глаза ее блуждали, словно у безумной.
- Отсюда! - гаркнул Торин, хватая ее за руку. Воительница, похоже, была настолько поражена встречей, что даже не сопротивлялась.
Вшестером они бросились обратно. Еще одна короткая яростная схватка на лестнице - оправившись, Тубала гневно вырвала руку из лапищи Торина, перезарядила арбалет, и ее стрела уложила капитана стражи, командовавшего засадой.
Во дворце уже стоял страшный переполох. Вовсю били тревогу бесчисленные колокола, с воплями метались люди, сломя голову бежали куда-то шестерки и четверки стражников... Оставив после себя семь мертвых тел, беглецы вырвались на свободу.
Теперь их вел Рагнур. Несколько поворотов, малоприметный дворик, заваленная мусором крышка люка в дальнем углу - и темнота подземелья.
Только здесь они смогли перевести дыхание.
- Чего мы ждем? - первым опомнился Малыш. - Надо уносить ноги, пока не проснулась стража на стенах!
- Сейчас. - Рагнур снял шлем, отирая обильный пот. - Сейчас они погонят подкрепления к воротам; как только у нас над головой протопают - выходим!
Тяжело дыша, они приходили в себя. Эовин блестящими от слез глазами вглядывалась в темноту, стараясь рассмотреть друзей - они не бросили ее... пришли за ней... пришли выручать, рискуя жизнью... нет, не зря говорили, мастер Холбутла у нашего короля Эодрейда - самый смелый!
- А ты кто такая, дева-воин? - елико мог галантно осведомился Малыш. В темноте подвала не было видно ни зги.
- Я? - хрипло отозвалась Тубала. - Я...
- Ну да, ты! Что меня касается - так я Строри, сын Калина, гном Лунных Гор... точнее, бывший гном с Лунных Гор, потому как давненько уже там не бывал. А ты кто и почему спасла Эовин?
Девушка внезапно ощутила, как горло ее сдавила железная длань Тубалы - силой она едва ли уступала зрелому мужчине.
- Молчи-и-и, хочешь жить - молчи-и-и, - тонко-тонко выдохнула она прямо в ухо Эовин. Шеи девушки коснулось холодное острие.
И тут над головой и впрямь, как предсказывал Рагнур, затопали бегущие ноги.
- Десятка три, - заметил кхандец, вставая. - Пошли! Нечего рассиживаться!
- Дай руку, Эовин, - негромко произнес Фолко. Он чувствовал: в подземелье начинала копиться душная ненависть. Кто-то здесь очень сильно ненавидел его, Фолко Брендибэка, - и это ему совсем не нравилось.
Предупреждая об опасности, сильнее обычного толкнулся в грудь кинжал Отрины. И еще - хоббит чувствовал страх Эовин, страх не за себя - за кого-то иного...
Казалось, Тубала растерянна и не знает, что предпринять. Фолко шагнул на тонкое, прерывистое дыхание Эовин, осторожно протянул руку... и коснулся чужого локтя, облитого мелким кольчужным рукавом. Локоть этот располагался так, словно бы к горлу Эовин было поднесено оружие...
Не теряя ни секунды, Фолко рванул руку на себя. Тубала яростно зашипела, точно рассерженная кошка, - однако хоббит уже кричал гномам:
- Сюда!
Меч рванулся вперед. Острие уперлось в шею Тубале. Все действие разворачивалось в полной темноте - и Фолко мог лишь поразиться, насколько же хорошо эта странная воительница видит в кромешном мраке!
Хоббит действовал по наитию, как всегда в минуту опасности. Он не тратил время на разговоры. Он точно знал, что рука Тубалы сжимает поднесенный к горлу Эовин кинжал, - и некогда было разбираться что, зачем, почему... Он сделал то единственное, что, по его мысли, обязан был сделать. Наверное, потом Тубала смогла бы оправдаться, упирая на то, что все это-де, мол, чистая случайность - но там, где бессильны доказательства словесные, можно опираться и на иные.
Подоспели гномы - и Тубалу скрутили. Рука Фолко нашла крепкую ладошку Эовин.
- Потом с ней разберетесь, с бесноватой этой! - торопил Рагнур. - Быстрее, иначе все пропадем!
- Ох и сильна ж! - пропыхтел Малыш - они с Торином едва-едва удерживали бешено вырывающуюся Тубалу.
- Брось ее! - резко скомандовал кхандец. - Эовин с нами - что еще нужно? Ходу теперь, ходу!
- Не-е-ет, вы от меня не отделаетесь! - взвизгнула Тубала, забыв всякую осторожность. - Не отделае-еетесь!!!
- Постойте! - запоздало крикнула Эовин. - Она же спасла меня!..
Малыш и Торин, собрав все силы, отшвырнули воительницу и ринулись наверх.
Крышка захлопнулась перед самым носом обезумевшей Тубалы. Рагнур, крякнув, задвинул ржавый запор.
И был бег по ночному городу, заполошные вопли со всех сторон, мечущиеся факелоносцы; никто из харадских воинов не мог толком понять, что происходит; в суматохе маленькому отряду удалось перемахнуть через стену.
Они остановились, лишь когда от города их отделило около лиги. Здесь, спрятанные в зарослях, спокойно стояли кони.
Эовин сжала зубы, изо всех сил стараясь не дать волю слезам.
- Ну, а теперь рассказывай! - нетерпеливо потребовал Малыш. - Что это за чудо с тобой вместе оказалось?
- Она спасла меня, - всхлипнула Эовин. - Спасла, убила тюремщицу, открыла камеру...
- А зачем же тогда грозила тебе смертью? - удивился Фолко.
- Она... Она... - И Эовин, не выдержав, поведала все.
- Искала нас?! - выслушав рассказ, воскликнул Фолко. - Искала нас?
Зачем?!
Эовин шмыгнула носом:
- Н-не знаю... Но мне показалось - в сердце ее чернота...
- Понятно, - буркнул Торин. - Искала нас, чтобы выпустить кишки. Вот только отчего, кто бы сказал?
- Стоит ли голову ломать? - Малыш равнодушно пожал плечами. - Что, мы мало кому поперек дороги становились? Вон, хоть Брего того же возьми...
- Ага, и Третий Маршал Марки отправил за нами в Харад наемного убийцу!
- усмехнулся Торин.
- Какая разница - кто! - сплюнул Малыш. - До него нам пока не добраться. А дальше видно будет. Что-то отвык я надолго вперед загадывать... Нам бы теперь ноги из Харада унести - и то ладно.
- Унесем, - заверил его Рагнур. - Как пришли, так и уйдем. Кстати, не слишком ли мы здесь подзадержались? Пора по коням!..
В зарослях раздался негромкий свист. И в сознание Фолко тотчас же хлынул ядовитый туман тревоги.
- К оружию! - только и успел выкрикнуть он - уже не таясь, в полный голос. Кусты вокруг затрещали; сквозь них ломилось не меньше двух десятков харадских воинов. В полумраке хоббит успел разглядеть только высокие островерхие шлемы.
Злобным лаем залились пущенные по следу, хорошо обученные псы.
Некогда было удивляться, каким образом харадримы сумели так быстро и ловко обнаружить маленький отряд, надежно, казалось бы, затерявшийся во мраке жаркой южной ночи...
Лунный свет тускло блеснул на лезвии топора - Торин спокойно поднял оружие, уже отыскивая взглядом первую жертву, того смельчака, что рискнет шагнуть в гибельный круг.
Однако харадримы особо не спешили. Слышался топот множества ног, резкие команды - со стороны города явно двигалось подкрепление.
- На прорыв, - тихо, одними губами произнес Фолко, и товарищи поняли его.
Эовин оказалась прикрыта со всех сторон спинами своих спутников.
- Не отставай, - только и молвил ей хоббит. В следующий миг они сами бросились на уже торжествовавших победу поимщиков.
Обманув великана южанина ложным замахом, Малыш спокойно, словно забава предстояла ему, а не смертный бой, вогнал отточенное даго прямо в сердце воина. И такой силы был этот удар гнома, что добротно сплетенная кольчуга не выдержала, - а может, помогло отчаяние?
Прорыв мгновенен, скоротечен, бешеная пляска клинков, звон, скрежет - и вот уже перед глазами хоббита распахнулась спасительная чернота ночи.
Позади орали и вопили харадримы, ярились псы, стонали раненые - а впереди была ночь, одна только ночь, и полы ее плаща уже смыкались за спинами беглецов, оберегая надежнее любых доспехов. Рагнур, не оборачиваясь, швырнул через плечо пригоршню какого-то сухого снадобья, потом еще раз и еще - сбивал ищеек со следа.
Фолко и его спутники уходили прочь от города. Заросшие редкими раскидистыми деревьями холмы тянулись далеко на юг и на восток. Беглецы оторвались от погони. Эовин, прирожденная всадница, оказавшись в седле, разом забыла и плен и усталость - гномы едва поспевали за ней.
- Отлично! - выдохнул Малыш, когда Рагнур наконец скомандовал привал. - Чистая работа, тангары!
Иногда, в особо хорошем настроении, Маленький Гном обращался к остальным так, словно все они принадлежали к расе Подгорного Племени, - небывало высокая честь, особенно если знать, как ревностно относятся гномы к родству и собственному языку - даже Фолко, десять лет пространствовав бок о бок с Торином и Строри, знал из этого Тайного Наречия слов пять-шесть, не больше, да и то бранные.
- Мы оторвались? - спросил Фолко у кхандца.

Глава 2

АВГУСТ, 1, ДВА ЧАСА ПОПОЛУНОЧИ, ТРИ ЛИГИ ЮГО-ВОСТОЧНЕЕ ХРИССААДЫ
Четвертый день полноводные реки вчерашних рабов, а ныне как будто бы почти что полноправных воинов Великого Тхерема текли на Полдень, к южным рубежам Харада. Гордой державе грозили войной невесть откуда взявшиеся орды странных пришельцев. Женщин гнали вместе с мужчинами. Кормить стали получше - но цепей так и не сняли. Появились харадские же полутысячники, из тех, что знали Западное Наречие, - каждый при двух-трех десятках воинов ближней охраны. Обычных же сотников и десятников набрали из рабов.
- И с этим сбродом мне идти в бой! - Уперев руки в боки, командир - харадрим в полном боевом доспехе - остановился перед сбившимися вокруг Серого рабами. - Пожива для трупоедов! - Он с отвращением сплюнул. - Откуда здесь столько стариков? - вопросил полутысячник невесть кого. - Почему их тащат на юг? Или, может, они думают, что я слепой? Тут половина не может держать оружие!
Это было правдой, хоть и слегка преувеличенной. Среди примерно двух сотен рабов, что держались Серого, десятка три и впрямь никак не годились в строй. Ховрарские старики, под горячую руку прихваченные удальцами Старха и гуртом проданные в Умбаре вместе с сильными, здоровыми и молодыми. Их ждали гибельные копи, если б... если б не Серый и поразительная слепота, внезапно поразившая надсмотрщика, что отбирал рудничных смертников...
Харадрим окинул замершую толпу цепким взором опытного воина. И как подземная водяная жила притягивает лозу искателя-водогляда, так и глаза тхеремца впились в лицо Серого. Полутысячник безошибочно почувствовал в невзрачном на вид немолодом мужчине настоящего вожака. И вновь, как и на караванной тропе из Умбара в Хриссааду, прозвучало резкое:
- Ты! Как зовут? Лет сколько? Откуда родом?
Серый спокойно шагнул вперед - голова гордо поднята, руки скрещены на груди.
- Зовут Серым, - негромко ответил он, в свою очередь не сводя с харадрима пристального, тяжелого взгляда. - Откуда родом? Из Минхириата.
Сколько лет? Не считал. Не важно это.
- Когда тебя спрашивают, велбужья требуха, нужно отвечать, встав на колени! - вскипел харадрим. Рука уже сжала эфес сабли.
- На колени вставать не обучен. - Голос Серого не дрогнул.
- Так, эту надменную скотину - четвертовать, - с ответной ленцой распорядился тхеремский командир, давая знак окружавшим его воинам и тотчас же повторив - уже для своих - команду на родном языке:
- Грар'доа хир! Реззар'г! Нассир'г! <Взять его! Казнить! Четвертовать!
(харадск.)> Серый не шелохнулся.
- Все, прикончат... - прошептал кто-то за его спиной. Однако, как ни тих был шепот, рыбак его услышал и обернулся. Четыре сотни глаз смотрели на него с ужасом и надеждой.
- Я постараюсь, чтобы им этого не удалось, - хладнокровно промолвил он и вновь отвернулся.
Два тхеремца были уже рядом. Один грубо схватил Серого за правое запястье, явно собираясь выкрутить невольнику руку - обычный прием харадских надсмотрщиков, - однако Серый, заметно уступавший и ростом, и статью, остался стоять, как стоял. С таким же успехом можно пытаться голыми руками выкорчевать столетний дуб. На помощь первому стражнику пришел второй - но преуспел не больше.
Полутысячник побагровел. Сабля с легким шорохом выпорхнула из ножен. По толпе рабов пронесся общий вздох.
Серый шагнул вперед, стряхнув с себя воинов, точно медведь - псов. Один из стражников тупо, точно колода, грохнулся в дорожную пыль прямо у ног рыбака. Нагнувшись, Серый одним движением сорвал с его пояса саблю - железная цепочка, что крепила ножны к боевому пластинчатому поясу, лопнула, точно гнилая бечева. Мгновение Серый пристально смотрел на оружие... а потом лицо его исказилось, словно от внезапной боли, и он резким движением сломал саблю вместе с ножнами о колено. Две половинки упали на дорогу.
Рабы ахнули.
Харадрим так же стремительно бледнел, как только что багровел. Смуглая кожа южанина посерела, на лбу проступил пот.
- Я могу быть хорошим воином, - медленно выговорил Серый, глядя в глаза тхеремцу. - Я доказал.
Полутысячник судорожно проглотил застрявший в горле ком.
Серый спокойно вздохнул.
- Ну хорошо, я вижу, ты и впрямь силен, - сквозь зубы процедил командир. - Но ты проявил неповиновение и должен быть наказан. В нашем войске за это положена дюжина ударов бичом. - Не сводя глаз со странного раба, харадрим потянулся к притороченному возле правого бедра длинному бичу.
Серый по-прежнему не шевелился. Но невольники видели, как спина его внезапно заблестела от пота. Сбитые с ног стражники поднимались, кряхтя и охая. Опасливо поглядывая на Серого, они поспешили убраться подальше. Тот, чью саблю постигла столь печальная участь, воровато покосившись, торопливо подхватил обломки.
Свистнул бич, обвившись вокруг плеч Серого. Тот дернулся, но не издал ни звука и не сдвинулся с места.
- Раз, - пытаясь придать голосу прежнюю уверенность, объявил полутысячник. - Два... Три... Четыре... - Удары следовали один за другим, брызгала кровь, тяжелый бич с острыми гранями рвал кожу на спине и плечах.
Серый молчал, хотя кулаки у него побелели, и один раз, не сдержавшись, он заскрипел зубами.
Полутысячник отсчитал двенадцать ударов. Неожиданно Серый опустился на одно колено, словно благородный гондорский нобиль перед королем.
- Я принял наказание.
Он произнес это твердо, без малейшей дрожи в голосе - словно и не текла по спине и животу кровь.
Полутысячник принужденно рассмеялся. Он не понимал, что происходит, однако был далеко не глуп и решил выждать.
- Да, ты принял наказание, ты стойко терпел боль. Ты и впрямь сильный воин, я ставлю тебя сотником! Десятников назову позже! - Харадрим поспешно вскочил в седло, дав шпоры коню.
Кавалькада скрылась в дорожной пыли, и только теперь Серый смог повалиться на руки бросившихся к нему рабов.

АВГУСТ, 2, РАННЕЕ УТРО, ВОСЕМЬ С ПОЛОВИНОЙ ЛИГ ЮГО-ВОСТОЧНЕЕ ХРИССААДЫ, ЛАГЕРЬ РАБОВ
Серый не мог спать. До побудки оставалось еще немало времени, сотня его спала, спал и весь огромный лагерь невольников - которых почему-то харадские военачальники упорно именовали "свободными воинами Великого Тхерема".
Невдалеке заскрипели колеса огромных возов, что везли в лагерь бочки с водой от ближайших колодцев. Воды давали мало, хватало не всем, и возле бочек постоянно разыгрывались драки. Зашевелились сонные караульщики-рабы - им бегом, наперегонки, нестись к возам, едва те остановятся.
Серый упруго поднялся на ноги. Никто не заставлял его этого делать, но каждое утро он обходил свою сотню, словно повинуясь накрепко усвоенной в прошлом воинской привычке. Толку от обходов вроде бы как и не было - но люди отчего-то чувствовали себя увереннее, если первое, что они видели, просыпаясь по глухому грохоту кожаного била, - фигуру Серого, молча обходящего занятый сотней пятачок.
- Мы уже, уже, сотник. - Двое парней покрепче, поддерживая кандальные цепи, заторопились с бадьями к бочкам. Никто из спящих не пошевелился - предстоял тяжелый день, и каждый старался урвать полную меру отпущенного хозяевами сна.
Продолжая обходить лагерь, Серый оказался возле самой границы. По углам располагались посты дозорных тхеремцев - но ограждения вокруг отсутствовали. Несмотря на заманчивую близость кустов, бежать никто не пытался. Слишком свежи были еще в памяти крики тех, что рискнули. Ищейки и ловчие кречеты отыскали их мигом. Расправа была суровой: пойманных оставили умирать над пышущими жаром углями, и идущие мимо колонны рабов угрюмо взирали на казнь... Все надеялись, что там, где сошлись армии Харада и неведомые орды южных пришельцев, станет полегче. Должны же им дать оружие, в конце-то концов! И расковать... А вот тогда посмотрим, кто кого...
Так - или почти так - думало громадное большинство в невольничьем войске, что неуклонно продвигалось все дальше и дальше на юг...
Шагах в пяти от зарослей Серый остановился. Нет, у него не возникло и мысли о побеге (хотя оставленные бичом полутысячника рубцы сильно саднили) - просто там, в чаще, ему почудилось какое-то движение - словно кто-то опрометью, из последних сил, продирался сквозь сплетения ветвей, отчаянно пытаясь уйти от недальней погони.
А погоня и впрямь близилась. Лязгало оружие, храпели и ржали кони; харадские охотники уверенно гнали жертву к краю леса.
Серый замер, прислушиваясь. Ему казалось, что весь лагерь должен подняться на ноги - но все вокруг спали, добирая остатки ночного отдыха.
Часовые-харадримы лениво потягивались на своих постах - Серый, даже стоящий невдалеке от кустов, не возбуждал в них особого рвения. Никуда не денется - в кандалах-то! А если по дурости и попытается бежать - так на то собаки есть.
Жертва неслась из последних сил. И - прямиком к тому месту, где застыл Серый.
Листва дрогнула, и на рыбака воззрилось хорошенькое, но до предела измученное девичье личико - все исцарапанное, исхлестанное ветками.
Золотистые волосы спутались, разметались в беспорядке. Большие серые глаза мгновенно наполнил ужас - едва только девушка увидела стоящего перед ней закованного в кандалы человека, а невдалеке - харадских лучников. Но позади настигала погоня, и на лице беглянки появилось выражение обреченности. Серый заметил, как она потянула из ножен легкую саблю.
И тогда одними глазами Серый приказал ей:
"Иди ко мне!"
Часовые равнодушно глазели по сторонам. Шум погони раздавался уже совсем близко - и беглянка наконец решилась. Одним рывком она преодолела пустое пространство - и оказалась рядом с Серым. Не произнеся ни слова, тот мгновенно толкнул ее к спавшим вповалку людям. Девушка быстро кивнула - и, ловко прикрыв краем одежды роскошные золотые волосы, тотчас притворилась спящей.
Никто ничего не заметил. Только десятник, среди людей которого Серый спрятал беглянку, быстро взглянул на Серого и тотчас же кивнул. Если сотник что-то делает - значит, так надо.
Затрещали кусты. Караульные, спохватившись, вскинули луки - но тотчас же и опустили. Из зарослей вырвалась кавалькада тхеремских охотников за рабами; на длинных сворках ярились псы-ищейки. Старший из охотников что-то крикнул караульному, и совсем не требовалось знать харадский язык, чтобы понять - он спрашивает: "А не пробегала ли здесь?.."
Часовые дружно замотали головами. Мол, ничего не видели, ничего не знаем. Псы же внезапно заскулили, упираясь лапами в землю и явно не желая идти дальше.
Серый внимательно и пристально смотрел на них. Старший над погоней досадливо плюнул, зло рявкнул на жмущегося к конским копытам пса и развернул скакуна. За ним, горяча коней, понеслись и остальные поимщики.

АВГУСТ, 3, СЕРДЦЕВОЙ ХАРАД
Нет нужды говорить, что Фолко и его спутники были в отчаянии. Никто не говорил ни слова. Забившись в темный, заросший распадок, отысканный Рагнуром, они мрачно молчали. Ни у кого недоставало сил говорить. Малыш что-то шептал, сжав кулаки, - не то бранился самыми черными словами, не то взывал к прародителю Дьюрину... Торин просто молчал - но лицо его могло в тот миг напугать до полусмерти всех девятерых назгулов с Сауроном в придачу. Более спокойным казался Рагнур - кхандец твердо верил в судьбу.
Они сделали все, что могли, и даже больше. Всемогущий Рок рассудил иначе - так что же теперь убиваться! Видно, Эовин на роду написано остаться в Хараде...
Наконец кхандец нарушил затянувшееся молчание:
- Нам надо уходить. И быстро. Будет большая охота, а у нас нет ни припасов, ни коней. Северный путь наверняка перекроют. А потому придется уходить туда, где нас не ждут, - на юг.
Он говорил четко и отрывисто, как о чем-то давно решенном.
- На юг? - Фолко поднял глаза. - Я не ослышался? На юг?
- Именно так. - Рагнур стукнул кулаком по ладони. - Там нас не ждут.
Коней и все прочее возьмем в бою. И тогда - к Морю!
- Ага, свяжем плот и поплывем, - съехидничал Малыш.
- Если припрет, может, и поплывем. Если, конечно, ты хочешь вернуться в Умбар, - без тени улыбки ответил кхандец. - У нас, у Морского Народа, есть свои секреты. Так вот, если мы выйдем к определенному месту побережья и подадим сигнал - нас подберут. Первый же корабль.
- Это как же? - невольно заинтересовался Фолко.
- Увидишь, - отрубил Рагнур. - Это одна из наших тайн.
- Так, - медленно протянул Фолко. - А Эовин, значит, пусть пропадает?
Так, что ли?
- Судьба не благоприятствует нам, - пожал плечами эльдринг. - Мы сделали все, что могли. Но если ты скажешь мне, что это не так, что в наших силах все изменить, - добро!
Фолко опустил голову. Все пропало! И заветный сосуд с Древобородовым питьем - тоже. Не дотянуться теперь до Эовин даже в мыслях, не понять, где она... А что толку сожалеть о несбыточном! Кони стали добычей харадримов, и о них надо забыть. Как и о том, что было в седельных сумках. Хорошо еще, что все оружие осталось при себе...
Он молчал, не находя слов, чтобы опровергнуть жестокую правду Рагнура.
В самом деле, что делать им, лишившимся всего? Пусть даже они с боем добудут коней - что дальше? Погоня тотчас же окажется у них за плечами. И потом - что станут они делать там, у Моря? Тайные сигналы Морского Народа?
А сколько времени придется ждать, пока придет ответ?
- Мы не можем уйти, - спокойно и строго сказал Торин, глядя прямо в глаза кхандцу. - Мы не можем уйти. Ты - как хочешь. Уходи, если честь твоя позволяет это.
Рагнур вскочил, глаза его налились кровью, рука до половины вытянула саблю из ножен.
Маленький Гном тотчас же оказался напротив него - меч и кинжал наготове.
- Стойте, да стойте же! - Фолко кинулся разнимать гнома и человека, готовых вот-вот вцепиться друг другу в глотку. - Совсем обезумели! Рагнур!
Малыш! Торин! Забыли, с чем дело имеем?!
- А что он... - разом выпалили кхандец и Строри.
- Каждый сказал, что думал, - строго проговорил Фолко. - Не судить же друг друга. Каждый выбирает свою дорогу. Нам будет очень не хватать тебя, Рагнур, но, если ты так решил - иди. Мы останемся здесь и либо погибнем, выручая Эовин, либо спасем ее. Возвращаться без нее для нас - хуже смерти.
Вот и все, и незачем драться... - закончил он устало.
Торин угрюмо кивнул. Малыш спрятал клинки. Чуть помедлив, кхандец тоже убрал руку с эфеса. Несколько мгновений все молчали.
- Это безумие... - прорычал наконец Рагнур. - Безумие, но... А, все равно! Остаюсь! - И тотчас же, словно и не было ничего:
- А все-таки, как вы намерены искать пропавшую?
Фолко, Торин и Малыш разом тяжело вздохнули. Ответить на это никто не мог.

АВГУСТ, 4, ТРИДЦАТЬ ЛИГ ЮГО-ВОСТОЧНЕЕ ХРИССААДЫ, ЛАГЕРЬ РАБОВ
Не так уж просто спрятать нового раба, если каждое утро и каждый вечер - обязательные переклички. Да еще если все вокруг - в цепях, а новичок - нет. К тому же - единственная золотоволосая девушка во всем громадном невольничьем караване.
- Роханка! - взвизгнула какая-то молодая пленница - из племени хеггов, судя по вытянутому лицу, заостренному подбородку и чуть раскосым глазам.
- Роханка! - подхватили сразу несколько голосов. И по рядам сотни Серого (в которой на самом деле, считая женщин, было почти двадцать десятков невольников) прокатился глухой ропот: "роханка...", "роханка...", "тварь...". Вокруг Эовин мгновенно образовалось пустое пространство.
Женщины яростно шипели; мужчины косились ненавидяще.
Эовин затравленно огляделась. Ее словно бы захватила чужая злая Сила - как только девушка очутилась среди рабов. Она толком даже не понимала, что заставило ее тогда сделать роковой шаг из зарослей навстречу Серому.
Казалось - останься она там, в кустах, то сумела бы и уйти от погони, и отыскать спутников... А теперь тащится здесь, среди толпы вчерашних врагов, среди тех, кто люто ненавидит ее победоносную родину, разливы степей зеленого Рохана, и гордый, вечный бег белого коня на ее стягах...
Эовин чувствовала, что лишь сабля, с которой она так и не рассталась - только упрятала глубоко в лохмотья, коими в изобилии снабдил ее Серый, - лишь сабля удерживает остальных невольников от того, чтобы немедленно не наброситься на нее - раз уж сотник не дозволяет выдать ее охране...
Ночью Эовин боялась спать. Что спасет ее, беспомощную, если все эти грязные хегги, ховрары и прочие дикари, затопившие в злые годы войны западные земли, если в темноте они внезапно бросятся на нее? Не помогут ни сабля, ни короткий кинжал, что она прятала за широким поясом.
Серый это заметил. Когда после первой проведенной без сна ночи Эовин, пошатываясь, встала в строй, он тотчас оказался рядом.
- Не спала, - сказал он, ни о чем ее не спрашивая. - Хорошо. Сегодня ляжешь рядом со мной.
Эовин густо покраснела - ей, деве-воительнице, прямо говорят: "Ложись со мной!"
Серый коротко взглянул - и Эовин отвела глаза. Он все понимал. Молча, без слов, с одного взгляда. И его ответный взор - чуть насмешливый и в то же время успокаивающий. "Не глупи, девочка, - говорил этот взор. - Не глупи".
На женщину сотника никто, конечно, не дерзал посягать. Серый поддерживал твердый порядок. Два или три раза в самом начале он пустил в ход кулаки - и даже самые здоровые, сильные мужчины падали без чувств, как подкошенные.
Золотые волосы Эовин были теперь густо покрыты серой засохшей грязью.
Все лицо тоже размалевано серым. На ногах и руках звякали кандалы - правда, ненастоящие. Цепи - опасное оружие в умелых руках, и в невольничьем войске они так просто не валялись где попало; но Серый и тут преуспел. Добытая им невесть где цепь была старой и ржавой, без железных браслетов, и пришлось просто обкрутить ее вокруг щиколоток. Обмануть харадрима это могло лишь издалека...
Серый ни о чем не спрашивал девушку. Защищал - да, оберегал - да; но совершенно не интересовался ни ей самой, ни тем, как она оказалась здесь, в харадских лесах, за сотни лиг от Рохана... И Эовин не выдержала:
- Куда мы идем?
Был вечер. Лагерь устраивался на ночлег. Тракт миновал редколесья и уходил все глубже в дремучие, жаркие чащобы, где деревья взносились к самому поднебесью. Да какие деревья! Никогда доселе Эовин не видала ничего подобного. Кора тонула в море опутывавших стволы лиан, с яркими, сочных красок цветами. Темно-зеленые мясистые листья, казалось, расталкивали друг друга, жадно стремясь к солнцу. Царила духота - и было очень сыро.
Тхеремские проводники несколько раз обошли все войско, предупреждая: как бы ни хотелось, пить можно только ту воду, что привозят в бочках. Лесные ручьи и речки, такие милые и ласковые на вид, таят смерть...
Чем дальше на юг, тем меньше шансов вернуться домой, тем меньше шансов, что мастер Холбутла и его друзья отыщут ее...
- Куда мы идем?
Эовин лежала на голой земле. Рядом на спине, скрестив руки на груди (странная, неудобная поза!), вытянулся Серый.
Он не ответил. Лишь чуть заметно повел головой. Мол, не все ли равно?
Сейчас ничего не изменишь.
- Я не могу так больше! - вырвалось у девушки.
- Никто не может, - негромко проговорил Серый, - но все идут.
- Куда? Куда же? Что там?!
- Там война. - Серый лежал совершенно неподвижно, точно неживой. - И мы будем сражаться... за Великий Тхерем.
Непонятно было, говорит он всерьез или нет.
- Война? Но разве можно воевать в цепях?!
- Значит, мы будем первые, - невозмутимо ответил бывший рыбак.
- А оружие?
- Думаю, нам придется отбивать его у врагов. Так что твоя сабля нам пригодится.
- Отбивать? - не поверила Эовин. - Голыми руками?
Серый не ответил.
Спускалась ночь. Далеко на юге, за лесом, по краю неба плясали исполинские белые молнии - но в лагере не слышали и малейшего намека на раскаты. Странная какая-то гроза...
Эовин ежилась, точно замерзая - хотя вокруг растекся горячий, душный, пропитанный зловонием гнилых болот воздух. Неподвижный, жаркий - словно недобрый дух этих мест, что злобно взирал на вторгшихся в его владения; и человек напрасно старался отыскать хоть малейшее дуновение.
Девушка сжалась, закрывая голову руками. Дура, дура, несчастная дура!
Возомнила о себе... Как красиво все получалось в мечтах! Сверкающий доспехами строй пехоты, всесокрушающей лавиной несущиеся конные полки, копья и стрелы, тела поверженных врагов - все, как одно, отвратительные, нелюдские, - и она, в кольчуге, обтекающей тело, точно вода, с подъятым мечом несущаяся во весь опор на разбегающиеся от одного ее вида вражьи полки... И что же вместо этого? Сперва - похищение и плен, сераль владыки Тхерема, потом Тубала, вытащившая Эовин из ловушки, точно котенка из проруби, потом мастер Холбутла и его друзья, для которых она оказалась лишь ненужной обузой, нелепое бегство и венец всему - караван рабов!
Конечно, Эовин шла не в цепях. В любую ночь она могла попытать счастья - заросли призывно темнели совсем-совсем близко. Однако девушка знала, что на сей раз далеко ей не уйти. Караван тщательно охранялся. И пусть тхеремских стражников насчитывалось и не столь много, главную опасность являли летучие отряды охотников со специально натасканными псами и соколами - именно они не давали караванам разбежаться по дороге. Те, у кого хватило дерзости попытаться скрыться, поплатились сполна. Желающих последовать их примеру сыскалось не много.
И потом... эти леса... Неведомые, непонятные, где смерть подстерегает на каждом шагу, где не знаешь ни одного дерева, ни одного куста, ни одной былинки, где не ведаешь, что поесть, куда преклонить голову, чтоб не проснуться уже в утробе ночного добытчика...
А еще оставался Серый. Не мигая, его жутковатые глаза частенько задерживались на Эовин - и тогда девушку тотчас охватывал озноб. Она злилась на себя за собственную слабость: дрожать? С чего бы? Серый не казался ни великаном, ни силачом, ни особо злобным. Куда как немолодой, совершенно седой... он, наверное, сгодился бы в старшие братья отцу Эовин... Ничего не было в нем особенного, в этом Сером: лицо как лицо, глаза как глаза, чуть-чуть блекловатые, уже начавшие выцветать к старости, а вот зыркнет - и все равно страшно. Странный он какой-то... будто неживой.
Однако рыбак неведомым образом ухитрялся держать в узде все две сотни доставшихся ему в подчинение душ. Хватало взгляда, двух-трех слов - и все.
В сотне Серого никто не дрался за скудный паек, не чинил насилия над женщинами, как в соседних отрядах, - немолодой уже вожак странным образом поспевал всюду. Эовин оставалась цела и невредима только благодаря ему.
Девушка ни с кем не разговаривала. Спину жгли ненавидящие взгляды невольников, словно она, рожденная в Рохане, виновна была в их пленении. И если даже она и попытается сбежать - то желающих донести об этом охране тотчас найдется более чем достаточно. Тут даже Серый не поможет...
Ночь, раскинув во весь небосвод громадные крылья, пала на притаившийся лагерь, точно филин на летучую мышь.
Эовин закрыла глаза. Будь что будет.

АВГУСТ, 5, РАННЕЕ УТРО, ЦИТАДЕЛЬ ОЛМЕРА
Коротко блеснув, меч врезался в бок сшитого из трех бычьих шкур мешка, доверху наполненного песком, по которому обычно лупили кулаками и ногами новобранцы, обучаясь драться без оружия. Песок ловит и гасит любой размах, но рука, что сжимала меч, оказалась сильнее. Лезвие рассекло "свинью" надвое: верхняя часть осталась болтаться на веревке, нижняя шлепнулась под ноги мечнику. Песок расплескался в разные стороны.
- Ты видишь? - проговорил скрипучий, холодный голос.
На широком дворе воинской школы, еще пустом и тихом, возле болтавшихся, точно висельники, кожаных мешков с песком, стояли двое воинов. Один, еще далеко не старый, высокий, статный, в богатой, хоть и несколько Помпезной для скромного городка одежде: малиновый, шитый золотом плащ, ярко-алая рубаха, отделанный рубинами пояс тангарской работы, багряные же замшевые сапожки с отворотами - отвороты украшены тонкими золотыми цепочками, за поясом - неожиданно простой меч, в потертых черных ножнах и с ничем не украшенным эфесом. Рядом с одетым в алое молодым красавцем стоял кряжистый горбун - в старой, потертой боевой кожаной куртке, черном плаще и черных же сапогах грубой кожи. В руке горбуна замер странный изогнутый меч, совершенно не похожий на западные.
- Я не слепой, - раздраженно бросил человек в красном. - Ну и что ты хотел доказать мне этим, Санделло? Ты нужен мне здесь. И я запрещаю тебе покидать Цитадель! Вообще, не пойму, как тебе могло такое взбрести в голову? Скоро осень, дорваги хлеб уберут - и куда, скажи мне, пожалуют? Не сюда ли?
- Не надо было трогать ту девчонку, Олвэн. - Взгляд прищуренных глаз вернейшего Олмерова сподвижника был тяжел.
- Повелитель Олвэн! - резко поправил тот старого мечника.
Тонкие, бескровные губы горбуна чуть заметно дрогнули. Ледяные глаза почти совсем закрылись.
- Не надо было трогать ту девчонку, повелитель Олвэн. Она все-таки дочь дорвагского старшины.
- Ты будешь учить меня, старик? - вскинулся сын Короля-без-Королевства.
Санделло очень медленно и аккуратно спрятал меч. Выпрямился, насколько позволял горб, провел коричневой плоской ладонью по изрезанному морщинами и шрамами лбу. Перевел дух.
- Если повелителя Олвэна я более не в силах ничему научить - зачем тогда держать меня здесь?
- А кто будет командовать?! - возмутился Олвэн. - Может, эти сосунки? - Он раздраженно мотнул головой, указывая на воинскую школу.
- Повелитель Олвэн, коему уже не нужны мои уроки, конечно же, - невозмутимо парировал Санделло.
Тот помрачнел и закусил губу. Очевидно, скрывать свои чувства нынешний правитель Цитадели Олмера считал излишним.
- Мне одному не справиться. Необходим ты - чтобы ударить в нужный момент! Кто лучше тебя определит это?
- Значит, повелитель Олвэн отказывает мне в моей просьбе? - холодно осведомился горбун.
- Отказываю, отказываю, неужто не ясно? - фыркнул Олвэн. - И разрубленный тобой мешок - лишнее подтверждение тому, что отпускать тебя - все равно что сыпать золото в дорожную пыль!
Угол тонкого рта слегка дрогнул. Неловко поклонившись, Санделло повернулся спиной к Олвэну и зашагал прочь, совсем согнувшись и даже как-то скособочившись - кончик ножен оставлял в пыли узкий прочерк. Олвэн некоторое время, скривившись, точно от зубной боли, смотрел вслед старому воину, а затем резко свистнул. В воротах появился вершник, державший под уздцы коня повелителя.

АВГУСТ, 8, ЮГО-ЗАПАДНЫЙ ХАРАД
...Как трепещет, как бьется и горит это незримое, спустившееся на землю солнце! Там, впереди, за вознесшимися к небу гребнями гор, за широкими пространствами лесов, за топями и реками, за стенами и крепостями, - там, на Юге, пылает оно, и от его лучей нет ни спасения, ни укрытия. Пока еще не все замечают их - но с каждым днем они проникают все дальше и дальше.
Настанет час, когда они достигнут самых отдаленных уголков Средиземья - и тогда уже не спасется никто. Не станет ни "светлых" ни "темных", ни хороших ни плохих, ни добрых ни злых, ни эльфов ни орков - потому что все живое сойдется в чудовищной истребительной битве, еще более страшной, чем Дагор Дагоррат, потому что эта - в отличие от Последней Битвы - будет совершенно бессмысленной, беспощадной и закончится, лишь когда падут все до единого бойцы, ибо каждый станет сражаться со всеми. Но что же такое тогда этот Свет? Из какой потаенной топки Мелкора - или Ауле - льется он?
Кто, как и, главное, зачем возжег его там, в дальних пределах, с какой целью? Неужто и впрямь - очистить землю от всех, кто живет на ней?..
Хоббит открыл глаза. Стояла глубокая ночь. Возле крошечного костерка притулился Маленький Гном - обнаженный меч поперек колен. Над головой перекликались голоса неведомых птиц.
- Малыш! - Фолко приподнялся на локте. - Хватит носом клевать! Иди ложись. Моя стража начинается.
Маленький Гном не заставил просить себя дважды. Проворчав нечто вроде:
"Все спокойно было!" - он покинул пень около костерка, шагнул в сторону, повалился на освободившееся одеяло и мгновение спустя засвистел носом во сне.
Хоббит обошел кругом их небольшой лагерь. Кхандец Рагнур спал, растянувшись, точно готовый к прыжку дикий зверь леопард - Фолко доводилось видать их в чудом избежавшем разорения замке Этчелиона. И хоббит знал, что проводник вскочит на ноги, готовый к бою, едва вражьи поимщики только-только шумнут в отдалении. Торин, сын Дарта, тоже спал - то-то удивились бы надменные старейшины Халдор-Кайса, кабы узнали, куда занесло шалопутного подданного! Пальцы Торина и сейчас не разжимались - даже сонный, он держал наготове топор. Губы гнома едва заметно шевелились, произнося чье-то имя; всегда, все эти десять лет, - одно и то же, одно и то же...
"Мы пока еще держимся, - подумал Фолко. - Безумие словно бы отступило от нас. Один раз попробовало - и отступило... Что же нас держит? Какой талисман? Клинок Отрины? Перстень Форве?.. Или что-то еще?.."
Он размышлял - а глаза и уши, не требуя вмешательства сознания, всматривались и вслушивались, ловя едва заметные шевеленья ночных теней или подозрительный шорох среди мерного дыхания ночного леса. Все вроде спокойно, но... что-то не так. Вроде бы до харадских постов далеко.
Погоня?.. Нет... Хотя после того, как их взяли врасплох - когда пропала Эовин, - разве можно себе доверять?.. Хоббит сурово корил себя за тот случай - как он мог проморгать! Ну да теперь уж ничего не поделаешь. Они вырвали Эовин из харадских лап один раз, второй - уже не удалось... И чтобы сохранить хотя бы остатки чести, надо отправляться на Север, туда, где рати Эодрейда и Морского Народа сошлись в смертельной схватке с обитателями минхириатских равнин... С врагами... Полно! - хоббит даже ударил себя по колену. Опомнись! Какие они враги! Врагом был Саурон... был Олмер... А хазги, хегги, ховрары и прочие - несчастные, ослепленные, сведенные с ума прорвавшимся с Юга Светом... Ложным, конечно же, Светом - Светом раскаленных щипцов в руке палача. Светом, который зажгло черное, отвратительное чародейство. И он, Фолко, должен во что бы то ни стало добраться до того затейника! Во что бы то ни стало! А иначе... убивать этих бедолаг только для того, чтобы не убили тебя самого...

АВГУСТ, 9, ВЕЛИКИЕ СТЕПИ, ДОРОГА ОТ ЦИТАДЕЛИ ОЛМЕРА НА ЮГ
Выносливая лошадка неспешно рысила все вперед и вперед - по беспредельности великих истерлингских степей. Многие, слишком многие ушли из этих мест в поисках лучшей доли на Запад, под знаменами короля Олмера; назад возвратились немногие. Большинство уцелевших осели в Арноре, основав новое королевство. Семьи мало-помалу тоже перебрались на Закат, а оставшихся здесь, верных дедовским обычаям, было слишком мало, чтобы степь вновь темнела бы от бесчисленных табунов. Стоянки попадались редко, и еще реже встречалась на них молодежь. Старики, хоть и не обделенные добычей, смотрели на гостя хмуро, едва-едва цедя сквозь зубы положенные законом гостеприимства слова. И это притом, что каждый в этих краях знал странника.
Горбуна Санделло.
Он уехал из Цитадели ночью, обманув бдительных сторожей. Мальчишки!
Разве таким его сторожить! Эх, Олвэн, Олвэн... Решил бить - так бей.
Посади в темницу, закуй в цепи, а не ставь безусых парней, уверенных, что горбатый мечник своим клинком только и может, что мух отгонять.
Бледные губы чуть искривились в некоем подобии улыбки. Он не убивал тех дураков из охраны. Одному хватит распоротого бедра, а другому - плеча.
Мясо молодое, зарастет. "А в кость я бы и не попал" - так, наверное, мог подумать Санделло в тот миг, когда рука его коснулась висевшей на поясе пары метательных ножей.
Его боялись. Молва летела, далеко обгоняя старого воина. Ему уступали лучшее место в шатрах. И сам он, раньше умевший спать на любом холоде и ветру, волей-неволей тянулся теперь к теплу.
Он почти ничего не говорил. Молча принимал угощение, и казалось, не задевают его ни колючие взгляды, ни дерзкие слова - на самом пределе дозволенного древним обычаем. Он лишь клал поперек колен длинный меч в шершавых древних ножнах - а за спиной у горбуна намертво приторочен был другой клинок, плотно закутанный в серые тряпки.
Иногда он останавливался на вершине какого-нибудь холма и надолго замирал, вглядываясь в горизонт на севере. Но - ничего, кроме травяного моря да неба, что сливалось там, в заокраинной дали, с Великой Восточной Степью, он не видел. Порой можно было разглядеть немногочисленные фигурки всадников, всегда обремененных вереницами вьючных лошадей или даже высокими телегами - истерлингский род перебирался на новое место. Кто поверил бы, что еще совсем недавно из этих мест выплеснулась всесокрушающая волна небывалого нашествия, опрокинувшая и похоронившая под собой казавшиеся вечными закатные державы?.. Да и то сказать, Гондор-то так до конца и не добили...
Стоянку истерлингов удавалось отыскать не каждый вечер, и тогда горбун, кряхтя, устраивался на ночлег в каком-нибудь укромном распадке или заросшей балке, чутьем, что не уступало звериному, безошибочно отыскивая воду. Он шел одвуконь; напоив лошадей, быстро ел, что придется, из запасов, не разводя костра. Нестреноженные кони охраняли хозяина лучше самых свирепых сторожевых псов.
Тьма откатывалась под ливнем солнечных стрел - но еще раньше Санделло забирался в седло. На бледном лице горбуна живыми были только глаза, одни лишь глаза. Все остальное - неподвижная, мертвая маска. Он не улыбался.
Его не радовала ни зелень равнин, ни посвист мелких птах, ни катящиеся под ветром волны травяного моря. С годами горбун еще больше высох, щеки ввалились, нос заострился; на голове - одна лишь седина, да и той, смешно сказать, почти не осталось. К честным боевым шрамам прибавились морщины; старик стариком, такому только и сидеть на теплой кошме да шевелить беззубыми деснами, перетирая поданную женой младшего внука кашу...
И мало кто знал, что взор горбуна так же остр, как и в дни молодости.
Что руки его, ни единого дня не знавшие праздности, с легкостью разогнут подкову, свернут трубочкой монету, завяжут узлом гвоздь; что метательный нож попадает в узкую прорезь шлема с двадцати шагов; и что за десять лет, минувших после гибели Олмера, горбун Санделло ни разу не был побежден.
Никем и никогда. Кроме... кроме тех троих, но об этом лучше не думать.
"Олвэн... Ну с тобой мы еще встретимся, дурачок. Встретимся - но как-нибудь потом..."
Санделло ехал на юг. Один. Но - с двумя мечами.

АВГУСТ, 9, ВЕЧЕР, ЮГ ХАРАДА
- А я говорю - там она! - Фолко даже притопнул ногой. - Видел я ее, понятно?
- В харадском войске? - Малыш недоверчиво поднял бровь. - Спятил ты, брат хоббит. Мало того что с привала нас сорвал и уже целый день напрямик через чащобы тянешь - так еще и заговариваешься! Как она может оказаться в войске?! Да ее тотчас растерзали бы!
- Значит, не растерзали, - отрезал хоббит.
Малыш аж руками всплеснул; остальные же, а именно Торин и Рагнур, с любопытством прислушивались к их перепалке.
- Там как раз проходит воинская харадская дорога, - заметил кхандец. - Я эти места знаю плохо, но уж про Тракт - не ошибусь. Так что могут и тхеремцы быть, очень даже могут. И Эовин тоже, если ее поймали не охотники правителя - да разорвется его брюхо от несварения! - а обычные аптары, воины.
- Не пойму я, Малыш, - ты что же, предлагаешь ее здесь бросить? - наступал тем временем Фолко.
- А будто ты не решил ее бросить, когда мы все к Морю повернули! - огрызнулся Маленький Гном.
Фолко мучительно покраснел. Вроде и сам понимал, что не было у них другого выхода - разве что возвращаться в Хриссааду, в разворошенное осиное гнездо, себе на погибель, в надежде, что схваченную беглянку все же вернут в дворцовое узилище. Уж не струсил ли ты, хоббит?!
- Решили. Верно. А теперь, мыслю, можно ее спасти.
- А если показалось тебе? Или что-нибудь завтра на Водах Пробуждения привидится? - не унимался Маленький Гном. - Туда потащимся, что ли?
- Вот когда на Водах Пробуждения что-нибудь привидится, тогда об этом и поговорим, - нахмурился Фолко. - А пока - пара дней ходу!
Малыш пожал плечами:
- Да мне-то что... Помнится, мы, правда, в Рохан торопились, на войну успеть - но да ладно...
Кровь бросилась Фолко в голову.
- Уж не хочешь ли ты сказать, что я струсил?!
- Вы что, вы что? - взревел Торин, мигом бросаясь вперед. - Фолко!
Строри! Рехнулись оба, не иначе, от Света от этого!
Малыш плеснул себе в лицо несколько пригоршней воды.
- Попробуй - здорово помогает, - мрачно буркнул он хоббиту. - Нет, это что ж за дело такое - неужто и впрямь мы друг дружке в горло вцепимся?
- Не будем себя в руках держать - точно вцепимся, - в тон ему обронил хоббит. - Хорошо еще, пока остановить есть кому... А ну как все поддадимся?
- По-моему, просто спорить не нужно, - рассудительно заметил кхандец.
- Это как? - оторопел Строри. - А ежели я, к примеру, не согласен?
- Засунь себе в рот рукоять топора. Нельзя больше спорить, понимаешь? Я должен вывести вас к Морю - тут нечего со мной спорить. А до этого надо выручить девчонку - в который уже раз... Если мастер Фолко считает, что она - в тхеремском войске, значит, надо идти. Если это не она - мы просто потеряем четыре дня. Тяжело, но не смертельно. Если же это она...
- Потеряем головы... может быть, - криво усмехнулся Малыш. - Хотя - на все воля Махала! Ты знаешь дорогу, Рагнур? Тогда веди, пока я не передумал!

АВГУСТ, 10, ЛАГЕРЬ РАБОВ
Жутковатый путь через леса кончался. Еще два, самое большее, три дневных перехода - и дорога вырвется из лесных тенет на просторы благодатных степей. Там, среди бескрайних разливов травы, новоиспеченным защитникам Тхерема и предстоит принять свой первый бой... в цепях.
По забитой невольничьими караванами дороге двигались не только рабы.
Ширя шаг, маршировали пешие отряды, неслись конные сотни - но их было мало, очень мало. Вся тяжесть первого удара должна пасть на нестройную толпу взятых в Минхириате рабов. О враге тхеремцы не говорили ни слова; и мало-помалу рабы начали роптать. Где обещанное оружие? Где нормальная еда?
Идти осталось всего ничего, а многие все еще еле передвигают ноги! Какие из них воины?
Эовин мало-помалу пришла в себя. Рожденная в Рохане, сызмальства приученная к седлу, она не сломалась, не погрузилась в тупое безразличие, как многие из ее товарищей по несчастью. Когда схлынуло оцепенение первых дней и даже взгляд Серого, казалось, утратил свою силу, Эовин вновь - и уже всерьез - задумалась о побеге. Для чего гонят в сражение такие орды невольников? Не делить же добычу с тхеремцами, ясное дело... Может, враги харадримов окажутся друзьями? Впрочем, на такое рассчитывать не приходится. Нет, у нее теперь только один путь - на север, к Гондору.
Правда, через необозримые пространства враждебного Харада - но Эовин сильно подозревала, что на войне у нее не окажется и этого ничтожного шанса для побега.
Она начала припрятывать хлеб. Осторожно, чтобы не увидели другие - и в первую очередь женщины. Накинутся всем скопом - не убивать же их... Втайне Эовин надеялась уговорить бежать с ней и Серого.
Почти каждый день меж невольниками вспыхивали яростные ссоры, тотчас переходившие в потасовки. Харадские стражники не вмешивались - однако и они становились все злобней. Малейшее подозрение - и невольник рисковал получить копье в брюхо. На лагерь словно опускалась незримая сеть безумия.
Вечером, когда усталый караван наконец-то остановился (конные харадримы с непонятным ожесточением заставили невольников отшагать еще добрых две лиги, прежде чем разрешили разбить лагерь), Эовин улучила момент и хотела осторожно коснуться локтя Серого.
Он стоял спиной к ней, но, казалось, видел все, что творилось вокруг: сотник заговорил, обращаясь к девушке, за миг до того, как ее пальцы коснулись его руки:
- Хочешь бежать?
Эовин опешила. Это было сказано негромким, будничным голосом, спокойно и безо всякого интереса.
- С тобой, - собравшись с силами, выдавила она из себя.
Серый вздохнул, опуская голову, словно раздосадованный непонятливостью ученика учитель.
- Ты побежишь навстречу медленной и лютой смерти, - устало проговорил он. Губы его едва шевелились, и стоявшей чуть ли не вплотную Эовин приходилось напрягать слух, чтобы разобрать хоть слово. - Отсюда можно спастись, только если смотреть вперед, а не назад. Обратно дороги нет. Там еще более верная смерть, чем от стрел и копий врага, что на юге.
- Но... нас ведь гонят на убой! - выдохнула Эовин.
Серый поднял голову, и девушка невольно отшатнулась в сторону; зубы сотника оскалились, точно у почуявшего добычу волка. Блеклые глаза внезапно потемнели, а неширокие плечи развернулись, словно наливаясь силой. Перед испуганной Эовин стоял совершенно другой человек - жуткий, беспощадный, готовый убивать хоть зубами, хоть ногтями.
- На убой, - медленно кивнул Серый. - Но... мы еще посмотрим, кто кого убьет!
- Перебить тхеремцев? - вырвалось у девушки.
Серый усмехнулся:
- Тхеремцев?.. О нет. На это у нас сил не хватит. Будь я один... - Он внезапно осекся, но вроде бы не оттого, что сказал лишнего, а сам удивившись собственным словам.
- Но что ж тогда? - почти простонала Эовин.
- Увидишь, - угрюмо бросил Серый. - Я знаю, что идти надо не на север, а на юг. Спасение - только там. Спасение... и месть.
Пожалуй, это был самый длинный разговор Эовин и Серого.

АВГУСТ, 11, ГРАНИЦА ЛЕСА И СТЕПИ, ЮЖНЫЙ ХАРАД
- Эх, и красотища же тут! - простодушно восхитился Малыш, глядя на расстилавшуюся перед путниками картину.
Полюбоваться и впрямь было чем. С востока на запад протянулся исполинский хребет. Меж гор лежали широкие зеленые долины. С розоватых от солнца вечных снегов вниз, на равнину, сбегали бесчисленные речки и речушки. Среди разбросанных тут и там холмов кое-где поблескивала синяя озерная гладь. Благословенный край.
Выбегая из леса, харадская дорога тотчас начинала ветвиться. Повсюду виднелись селения, возделанные поля и огороды. На равнине паслись стада.
- Теперь осторожнее, - не забыл предупредить Рагнур. - Место открытое, мы - как на ладони... Ловчие соколы у харадримов преотличные.
- Чему наковальня молот научит? - не слишком церемонясь, огрызнулся Малыш. - Будто сами не знаем! - Кхандец дернул щекой, но смолчал.
- Хватит, Строри! - поморщился Торин. - Рагнур дело говорит. Недоглядим - враз нас тут и схарчат.

АВГУСТ, 11, ВЕЛИКИЕ СТЕПИ, СЕВЕРО-ВОСТОЧНЕЕ МОРДОРА
Санделло стоял на коленях. Рядом безмятежно щипали траву лошади. Перед горбуном на расстеленной тряпице лежал обнаженный клинок - тот самый, что былой соратник Олмера обычно нес за спиной. Горбун неотрывно взирал на меч; руки Санделло были сцеплены перед грудью. Старый мечник что-то шептал - истово, горячо, самозабвенно; взоры его впивались в клинок, словно копья.
Догорала заря. Черные горы, северный рубеж Мордора, закрывали полнеба.
Там, за темными кручами, лежала опустевшая, как и Великие Степи, земля - мало кому из ушедших с Олмером орков повезло вновь оказаться у своих очагов...
Неожиданно горбун выпрямился. Его собственный меч выскользнул из ножен с легкостью и грацией разящей змеи.
- Я докажу! - прорычал Санделло. Клинок глубоко ушел в землю, пылая в закатных лучах, точно огненный меч самого Тулкаса, Солнечного Вала, в дни давно отгремевших Великих Битв Богов.
Земля тяжко застонала. Тоскливый и яростный, вопль боли и гнева огласил окрестности; вокруг погрузившегося в земную плоть клинка вскипела темная кровь. Лицо Санделло побелело; но сам горбун даже не дрогнул. Резким движением он вырвал покрытый черным меч.
- Я докажу! - Он поднял потемневший меч, грозя непонятно кому - то ли Западу, то ли Северу, то ли Югу.
Точно безумный, он вновь вскочил в седло.
А на вершине холма от вонзившегося меча осталась узкая щель, заполненная темной кровью. Вот только чьей?

АВГУСТ, 12, РАННЕЕ УТРО, ЛАГЕРЬ РАБОВ НА ЮЖНОЙ ГРАНИЦЕ ХАРАДА
Постылые рога сыграли побудку. Серый как раз успел ляпнуть последнюю пригоршню жидкой грязи на золотистые кудри Эовин и проверить, надежно ли держатся фальшивые цепи.
- Становись, воронья сыть, становись! - орали харадские глашатаи.
Полутысячные тхеремцы неспешно направлялись к своим отрядам; сотники из рабов торопились выстроить невольников.
- Сегодня все начнется... - услыхала Эовин тихий шепот Серого. Подняла глаза - и не выдержала, отшатнулась. Блеклые глаза вспыхнули. Черный вихрь на миг пронесся в них - и вновь исчез.
- Ч-что?.. Что начнется? - слабым голосом пролепетала девушка.
- Враг близок, - выдохнул Серый. Лицо его покрывал пот. - Бой... не сегодня завтра.
Больше Эовин ничего не успела добиться от него. Звучно взревели трубы, и пятисотенный рявкнул, стоя в окружении нескольких десятков телохранителей (ряды сомкнуты, луки натянуты, копья наготове):
- Слушайте все! Коварный враг близок! Пришло время вам доказать свое право на свободу. За мной! Шагом!.. Вперед!..
Сотня за сотней, громадная армия рабов Харада (а в лагерь согнали не менее ста тысяч человек - верно, полностью выбрав всех, кого могли, с рынков Умбара и внутренних областей страны) потекла через ворота.
- Оружие!.. Где же оружие? - летело над нестройными рядами.
Эовин невольно жалась поближе к Серому. Ладонь дочери Рохана нащупала спрятанную в лохмотьях саблю. Она ловила взгляд молчаливого сотника, однако тот так и не произнес ни слова - лишь, прищурившись, озирался по сторонам.
Сотню Серого выгнали за пределы лагеря. Перед невольниками, плавно понижаясь к горизонту, лежала обширная, чуть всхолмленная равнина с редкими купами деревьев. На первый взгляд страна казалась богатой и мирной - если бы по тонким лентам дорог не тянулись бесконечные цепочки возов, нагруженных домашним скарбом. Солнце поднималось все выше, но юго-восточный край горизонта - там, где уже кончались горы, - и не думал светлеть. Все небо там было заткано дымами пожарищ.
- Вот это да... - прошептал кто-то за плечом Эовин. Это подала голос женщина - их никто и не думал отделять от воинов-мужчин.
Навстречу спасавшимся жителям Южного Харада шли тхеремские конные сотни - но их было мало, очень мало...
- Так! Слушайте все! Ваше дело теперь - копать рвы и отсыпать валы! - надсаживаясь, крикнул харадрим-глашатай, парень с луженой глоткой. Рядом с ним застыл в седле хмурый полутысячник - лицо его казалось чернее ночи. - Заступы и кирки - разбирай!
Громыхая железом, из ворот лагеря уже выезжали возы с инструментом.
Тхеремские конные стрелки разворачивались вокруг, готовя луки. Рабов отгоняли в сторону от лагеря.
- Давайте - отсюда и дальше! - Полутысячник неопределенно махнул рукой.
- Ров глубиной в два моих роста, вал... Ну, короче, сами увидите.
Приступайте!
- Так не приказывают, - услыхала Эовин тихое бормотание Серого.
- Что? - переспросила девушка.
- Так не приказывают, говорю. Ройте, мол, и все тут. А вдобавок - здесь нет нужды копать рвы. Никаких рук не хватит, чтобы перегородить равнину.
Они просто тянут время...
Тем не менее за работу пришлось взяться всерьез - харадримы шутить не умели. Серый быстро расставил людей по местам - кому относить, кому копать, кому рыхлить; и дело пошло быстрее, чем в соседних сотнях, где все ковырялись кто во что горазд.
Солнце мало-помалу поднималось все выше; поток беглецов иссяк. Не шли больше и тхеремские рати.
Только на горизонте клубился черный дым пожаров.

АВГУСТ, 12, СУМЕРКИ, ОКРЕСТНОСТИ ЛАГЕРЯ РАБОВ
- Не везет так не везет. - Малыш перевернулся на спину и, заложив руки за голову, философически уставился в постепенно темнеющее небо. - День крысе каменной на зуб! За целый день - ни конного, ни пешего!
Ведущая на север дорога и впрямь точно вымерла. В лиге к юго-востоку копошилась неисчислимая армада рабов - копали землю, строя укрепления, план которых Торин оценил крайне низко.
- Крепкого пива они перебрали, что ли? Зачем тут рвы? Их копай не копай, все равно обойдут.
- Может, они на крыльях бой дадут? - предположил Фолко. - А тут - чтобы легче удержать центр?
- Где ж тогда войска? - заметил Рагнур. - Здесь от силы несколько охранных тысяч! Хватит, чтобы рабов в узде держать, но отбить серьезный штурм?..
- Ночью я пойду в лагерь. - Прищурившись, Фолко смотрел на уродливый нарост из стен и башен, опоганивший величественный зеленый холм. - Не возражать! Я пойду один. От вас, гномов, шума порой больше, чем от бочки с камнями, катящейся под гору!
- Ну ты и загнул! - уважительно отметил Малыш, почесывая бороду и даже забыв возмутиться.
- От гномов - может быть, - невозмутимо уронил Рагнур. - А от нас, кхандцев? К тому же - как ты харадрима допрашивать станешь?
- Увидите, - гордо заявил хоббит.
- Не прав ты, Фолко. - Торин покачал головой. - Идти надо всем вместе.
Найдем кого-нибудь из кхандцев побогаче и...
- Только давайте не спорить! - предупредительно встрял Малыш. - А то не ровен час... опять друг в друга вцепимся...
- В лагере полным-полно народу, - принялся убеждать друзей Фолко. - Рабы, надсмотрщики, воины... Один я проскользну незамеченным - а с вами придется снимать часовых! Лучше подождите меня у стен. Запаситесь факелами и, если я подам сигнал, - зажигайте все вокруг!
- А что за сигнал-то?! - в один голос воскликнули Торин и Малыш.
Вместо ответа Фолко разжал руку.
На ладони лежал небольшой деревянный цилиндр, торцы его были запечатаны алым сургучом. Витой шнурок пронзал сургучную нашлепку, уходя в глубь цилиндра.
- Что это за штука? - удивился Торин. - И откуда она взялась?
- Смастерил, еще когда мы жили в Бэкланде. - Фолко подбросил цилиндрик.
- Я так понимаю: наследство старины Гэндальфа... Если дернуть за шнурок, из цилиндра вылетает алый огненный шар... Я и не знал, что у нас в Хоббитании еще сохранилось это искусство! А вот гляди-ка... Один умелец в Бэкланде меня тогда и научил, пока вы, достопочтенные, спорили, где пиво лучше - в "Зеленом Драконе" или же в "Золотом Шестке"!.. Одним словом, если будет туго, я выпущу этот шар - а вы уж тогда постарайтесь устроить переполох посильнее!

АВГУСТ, 13, ЧАС ПОПОЛУНОЧИ, ЛАГЕРЬ РАБОВ
Намаявшись за день, Эовин все же не смогла уснуть. Стояла жаркая, душная ночь. Невесть откуда налетели тучи кровососов; даже когда караван тащился мимо зловонных лесных болот, этой нечисти было куда меньше.
Но донимали не только кровососы. Едва стих гул громадного лагеря, как порыв горячего юго-восточного ветра принес дальнее многоголосое завывание - пополам с гулким рокотом, словно сотни сотен барабанов гремели в унисон.
Серый приподнялся на локте. Лицо его было мрачным, но спокойным.
- К утру будут здесь, - негромко произнес он.
Этот немолодой и странный человек был ее единственной надеждой; иногда казалось, что он вчера родился на свет, а иногда - что Он уже давным-давно измеряет шагами бесконечные тропы этого мира.
- Кто?
- Враги Тхерема. Харадское воинство отходит. Завтра наш плен кончится.
- В глазах Серого застыло странное выражение - но едва ли его можно было принять за уверенность в победе.
- Но... рвы не откопаны... ничего не готово...
- Им нужно было просто продержать этих бедняг до прихода наступающих. А чтобы в голову не лезли всякие ненужные мысли, дали в руки заступы.
- Но... как же мы будем завтра сражаться?! - Несмотря на жару, Эовин охватил озноб. - Голыми руками?!
- Не думаю. Что-то в лагере слишком много странных возов... - негромко заметил Серый. И больше Эовин не добилась от него ни слова.

АВГУСТ, 13, НОЧЬ
Все время, пока Фолко, Торин и Малыш путешествовали от Хорнбурга до Умбара и далее, пока собирался флот Морского Народа и вершились остальные события, берегом сперва Минхириата, а потом Белфаласа пробиралась странная пара - неуклюжий толстый всадник в сопровождении свирепого пса. Точно безумные, они обшаривали каждый фут берега, питаясь тем, что добывали скудной прибрежной охотой и рыбалкой.
Сборщик податей Миллог и осиротевший пес искали труп Серого.

Глава 3

АВГУСТ, 13, РАННЕЕ УТРО, СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЕ ПОДСТУПЫ К МОРДОРУ
В эту ночь горбуну по имени Санделло не спалось. Взглянув на его лицо, пожалуй, кто-нибудь мог бы сказать, что старого мечника до самого рассвета мучили кошмары. Глаза воина ввалились, окруженные синеватыми кругами.
Проснувшись, он долго сидел, приходя в себя.
Позади лежал длинный путь. Впереди вздымались скалы Мордора - громадные, черные, грозные. Цепи хребтов закрывали от Санделло вершину Ородруина, но великая гора не дремала - над вершинами в небо уходила тонкая струйка черного дыма. Прищурившись, горбун несколько мгновений смотрел туда, на юго-запад, а потом его рука неожиданно потянулась к небольшому серому кошелю-зепи, что висел на поясе. Расстегнув стягивавший ее ремешок, Санделло натянул перчатку и осторожно запустил пальцы внутрь.
Горбун осторожно извлек на свет сперва тонкую черную цепочку, а затем - и висевшее на ней кольцо тусклого желтого металла. Щека Санделло дернулась - то ли презрительно, то ли негодующе.
- Ищи, - негромко произнес он, давая кольцу свободно повиснуть на черной цепочке.
Несколько мгновений ничего не происходило, и на лице горбуна уже начало появляться выражение привычного разочарования, когда кольцо неожиданно дрогнуло и цепочка отклонилась от вертикали. Удивительный компас указывал на юг.

АВГУСТ, 13, УТРО, ЮЖНЫЕ РУБЕЖИ ХАРАДА
Если за отрядом Фолко погоня и была выслана, то впустую. Четверо спутников благополучно укрылись в зарослях на границе степи и леса. Лагерь остался на юго-востоке.
- Будем считать, что оторвались, - резюмировал Торин, обозревая окрестности.
- Оторваться-то оторвались, да только, думаю, не потому, что бегаем быстро, - усмехнулся с вершины дерева Малыш. - Гляньте-ка во-он туда!
Маленький Гном не поленился вскарабкаться повыше.
- Ну и что там? - нетерпеливо осведомился Торин.
- Влезай - и сам все увидишь!
Приглашению Малыша немедленно последовал Фолко.
С вершины степь просматривалась далеко на юг и восток. Вот он, лагерь, вот черные росчерки рвов, валы и все прочее... Скопище каких-то странных телег о шести здоровенных - в человеческий рост - колеса каждая (это уже на пределе зрения)... выходящие из ворот лагеря колонны невольников...
- Не туда, не туда! - прошипел Малыш, удобно устроившийся в развилке пятью футами ниже. - Дальше, дальше!
Взгляд хоббита скользнул к самому горизонту. Там все было черным-черно.
Солнечные лучи оказались бессильны проникнуть сквозь плотную завесу. Дым стоял настоящей стеной, и в высоту эта стена достигала многих сотен футов, если судить по горной цепи, уходившей прямо в черную завесу. Возле самой земли время от времени мелькали алые и желтые искорки.
И кое-что еще. Там, вблизи от стены дыма, зелень степи исчезла, погребенная под неким серым колышущимся покрывалом. Мало-помалу хоббит смог различить отдельные ручейки и реки, что неумолимо текли на северо-запад, - людские реки. Это колышущееся покрывало было исполинским войском - войском в невесть сколько сот тысяч воинов, - и оно быстро двигалось вперед.
Не веря себе, Фолко протер глаза. Ничего, разумеется, не изменилось.
Да, пока еще воинство довольно далеко, но не пройдет и часа... Да нет, нет, чушь, ерунда, бессмыслица! Неужели они станут атаковать с ходу - после такого марша? Воин должен идти в бой свежим, а не вымотанным долгим переходом, да еще по здешней полуденной жаре!
В лагере харадримов тоже заметили опасность. Бросая недокопанные рвы, отряды рабов освобождали дорогу выкатываемым телегам и немногочисленным харадским тысячам, на конях и велбудах.
Хоббит только покачал головой. Да, невольников харадримы пригнали немало... Вот только станут ли рабы воевать? И разве могут те несколько тысяч тхеремских воинов остановить всесокрушающую серую лавину, что катилась с юго-востока?
От гор на юге и до зеленой полосы лесов на севере - в надвигающемся сером море не видно ни единого разрыва. Куда там Саурону с его жалкими отрядами орков! Куда там Олмеру, что привел на Исенскую Дугу около ста тысяч! Нет. Этих, наступающих сейчас на один-единственный укрепленный лагерь тхеремцев, было больше. Гораздо больше...
"Но этого же не может быть! - крикнул сам себе Фолко. - Откуда могут взяться такие армии? Там же все должны помереть если не от голода, то от жажды!"
По пути наступления серой армады один за другим вспыхивали крошечные коробочки домов. Черная отвесная стена дыма тоже мало-помалу приближалась.
Гномы и Рагнур, оцепенев, смотрели на катящийся вал. Какая скала остановит его? И сколько человеческих тел лягут в основание этой скалы, прежде чем ярость наступающих разобьется о неколебимость защитников?
- Эовин! - вырвалось у хоббита. - Она же сейчас там!
- Это наш последний шанс, - хрипло произнес Торин. - В суматохе сражения...
- В случае чего - отобьемся! - беззаботно подхватил Малыш. - Вот только Рагнур...
- Уж, наверное, не уступлю ловкостью тебе, коротышка! - обиделся кхандец. - Я не поверну назад, не думайте!
- Вот и хорошо. - Хоббит спешил вооружиться до зубов. - Идем же, идем, нельзя терять время!
- Будет много крови... - уронил Торин.
- Да! - с болью выкрикнул Фолко. - Но что поделать?! Постараемся хотя бы не убивать без нужды...
Маленький Гном подпрыгивал от нетерпения. Для него каждый бой по-прежнему оставался забавой...
Они бежали через равнину, почти не прячась и уповая лишь на удачу.
Разумеется, они существенно опережали серую волну, но как отыскать потом Эовин, когда начнется свалка? И вдобавок они пешие... Как увезти потом девушку из-под самого носа наступающих?

***
- Ну вот и все, - очень спокойно промолвил Серый, опуская поднесенную козырьком ко лбу ладонь. - Вот и все. Они уже тут. Право же, рожденная в Рохане, на это стоит посмотреть!
Последние дни сотник обращал все свои речи исключительно к Эовин.
Отряд Серого оказался впереди других невольничьих сотен, и наступление серой армады предстало им с холма во всей зловещей красе. В толпе раздались вопли ужаса, кто-то проклинал весь белый свет, кто-то просто падал ничком, закрывая голову руками. Разве могли выдержать такое зрелище бедные пахари и лесорубы Минхириата, никогда особо не рвавшиеся в бой?!
Эовин застыла неподвижно, закусив губу. Теплый эфес лежал в ладони.
Нет, она не опозорит роханскую кровь постыдными воплями и рыданиями! Если здесь ей суждено принять последний бой, что ж, да будет так. Пусть никто не сложит песен о ее гибели, пусть ее никто не оплачет (старшая сестра не в счет; небось и приданое-то, мамой оставленное, давно уж себе прибрала)... Да, да, пусть! Она будет сражаться на этом холме так, как сражались герои Исенской Дуги и Хелмского Ущелья!
Тем временем харадримы, казалось, оправились от неожиданности. Похоже, их не слишком пугал вид надвигающейся вражьей орды, - очевидно, они знали, с чем придется столкнуться. Засвистели бичи; стражники в полном вооружении наводили порядок. Рабов десяток за десятком, сотня за сотней гнали к здоровенным шестиколесным возам - очень странным возам, с высоченными крутыми бортами и громадными колесами с толстыми ободами и спицами.
- Ото! - Серый удивленно поднял бровь, разглядывая странные сооружения.
Больше всего они напоминали поставленные на колеса деревянные коробки.
Никаких признаков того, что в них должны запрягать лошадей. Кроме того, суетящиеся вокруг возов мастеровые быстро и сноровисто прикрепляли к ободам колес длинные, сверкающие серповидные клинки, каждый длиной в три, а то и в четыре локтя. В верхней части шел ряд узких отверстий, вроде как бойниц. Борта обиты мокрыми шкурами.
Во взгляде Серого что-то блеснуло.
- Они совсем обезумели, - шепнул он ничего не понимавшей Эовин. - Ничего у них не выйдет. Завязнет вся эта громада...
- Внутрь! Внутрь! Все внутрь! - прервал его речь вопль полутысячника.
Сзади борт воза открывался, словно настоящие ворота. И длиной эта повозка, самое меньшее, вдвое превосходила знакомые Эовин телеги. Шириной, кстати, тоже.
На уровне груди от одного борта до другого тянулись поперечные жерди - так, что можно было налегать и руками, и грудью. Над головами - дощатый потолок. Снизу боевую повозку защищали подвешенные на цепях доски - чтобы не поразили стрелой.
- Ну и придумают же!.. - Губы Серого кривились в усмешке.
- Ваше дело - катить все это! - проорал командир-тхеремец. - Часть внизу - толкает. Часть наверху - бьет врага стрелами и копьями!
- И все? - спокойно осведомился Серый. - А как тут поворачивать?
Оказалось, что поворотной сделана передняя ось...
- За мной. - Серый первый шагнул внутрь.
Наверху и в самом деле нашлись луки, копья, топоры на длинных рукоятках и очень много стрел. Всей сотни Серого хватило лишь на четыре боевых повозки.
- Не отставай, - бросил он Эовин, расставляя своих людей по местам и ободряя павших духом. Девушка заметила, что вокруг себя сотник собрал самых сильных и крепких. И еще - она, Эовин, была единственной девушкой, попавшей в одну команду с Серым.
- Там, внизу, - орал снаружи тхеремский глашатай, - ваша свобода! Все, кто вернется в лагерь - станут свободными и полноправными тхеремцами! Все, кто струсит и побежит - будут преданы лютой смерти! Выбирайте сами: свобода или шакалья яма!
Вдоль длинной гряды холмов выстроилась нескончаемая шеренга боевых повозок. Все тхеремцы остались во второй линии. Началось ожидание...
- А может... - тихонько шепнула Эовин Серому, - может, всех харадримов... их же стрелами... да и бежать?
- Нет. - Серый даже не повернул головы. - Те, кто будет думать о спасении - погибнут.
- Но почему... - начала было Эовин, и тут оказалось, что схожие мысли приходят в дурные головы одновременно.
С одной из повозок в харадримов густо полетели стрелы. Воз заскрипел и тронулся с места, направляясь прямо к группе харадских всадников. Двое или трое из них упало под стрелами - но оказалось, что тхеремские воители хорошо подготовились к подобным неожиданностям. Прямо под ноги невольникам полетели утыканные гвоздями доски - и не одна, а десятки. В мгновение ока мятежники оказались в колючем кольце. Крики и вопли наступавших с разбегу на гвозди... проклятия... и повозка остановилась. Затем началось самое страшное.
Подступиться к возу было невозможно, и вперед выдвинулись харадские пращники, заложив вместо камней в ременные петли какие-то дымящиеся глиняные горшочки. Летели эти штуки недалеко и медленно, однако, разбиваясь о доски, вспыхивали чадящим ярко-рыжим пламенем.
Эовин вскрикнула от ужаса.
Воз запылал как-то сразу весь, от колес до крыши, струи жидкого огня текли по сырым шкурам; воздух наполнило непереносимое зловоние. Дикий предсмертный вой рвался из рдяного нутра; людям осталось жить несколько мгновений, их прикончит даже не огонь - но едкий черный дым...
Остальные невольники, все, сколько их было, окаменев, смотрели на жуткое зрелище. Да, харадримы шутить не умели.
Крики стихли. Слышался только треск пламени. Девушка покосилась на Серого: сотник стоял, скрестив на груди руки, и молча взирал на пожарище.
На лице его застыло странное выражение - словно он уже видел нечто подобное... нечто очень похожее... и тогда ему тоже было очень больно...
- Смотри-ка, запалили зачем-то? - удивился Маленький Гном при виде взвившегося впереди пламени.
Друзья ненадолго остановились перевести дух. Все-таки сейчас предстояла нешуточная схватка, и лучше поберечь силы.
- Запалили, и ладно, - махнул рукой Торин, - лишь бы нам это помогло.
- Едва ли, - с некоторым унынием отметил Фолко. - Сам видишь, невольников-то внутрь этих дурацких штуковин загнали! Знать бы еще зачем... Что же теперь - заглядывать в каждый такой воз и осведомляться; прошу прощения, судари мои, а нет ли здесь некой Эовин Роханской?
- Надо будет - заглянем, - посулил Малыш.
Им предстоял последний бросок. Но - по совершенно гладкой и ровной, как стол, луговине. Впереди торчало одно-единственное дерево - и на его ветвях уже обосновалась целая стая голошеих стервятников - пожирателей падали...
- То-то будет им поживы, - мрачно заметил Маленький Гном. - Ну, так что теперь? Встанем во весь рост - и вперед?..
- Вперед, вперед... Э, похоже харадримы на том костре человечину жарят!
- Торин сжал кулаки.
- Эовин там нет! - вырвалось у Фолко.
- Но есть другие, ничуть не хуже, - сурово молвил Торин. Фолко лишь тяжко вздохнул и скрипнул зубами. На сердце было черным-черно, и он как-то даже невольно начинал забывать о том, что они и сами очень даже могут не вернуться из этого боя, выдержав сперва атаку тхеремцев, а потом наверняка - той таинственной серой армады, что надвигалась с юго-востока. Неужто и в самом деле перьерукие?..
- Если в открытую - то пойдем, а не побежим. - Торин лишний раз тронул топор - легко ли вынимается! - Побежим если - даже последний глупец поймет, что дело неладно. А так... может, и проскочим...
- Безумие, чистое безумие... - пробормотал Фолко, не сводя глаз с пылающего воза. - Пожалуй, побезумнее даже, чем тогда, с Олмером... у Болотного Замка...
- Если что - погодите в драку лезть, я сперва с ними поговорю, - торопливо бросил Рагнур. - Наплету им что-нибудь... мы, мол, наемники из Умбара, желаем сражаться вместе с вами... Хорошо? За железо схватиться всегда успеем...
Солнце меж тем поднималось все выше и выше - и, словно завидуя дневному светилу, в злобной гордыне тщась потягаться с ним, росла на горизонте дымная стена. Вражье войско было уже неподалеку. Только теперь Фолко вдруг подумал, что, наверное, для Великого Орлангура битвы людей и впрямь кажутся очень красивым зрелищем. Могучий, все сметающий серый вал человеческих тел, неведомыми силами согнанный к поспешно возводимой тхеремцами запруде; длинная вереница высоких повозок со сверкающими сталью косами на ободах (о подобных боевых колесницах хоббиту доводилось и слышать, и читать в Гондоре и Эдорасе); строй верховых харадримов, на конях и велбудах, в блистающих бронях, в алых и золотых одеяниях; зелень степи - хотя ей давным-давно полагалось быть иссушенной дожелта; голубизна небес; чернота вздыбившегося дыма. Пожалуй, впервые в жизни хоббит смотрел на разворачивающуюся перед ним драму чуть со стороны, взглядом хоббита, а не воина, отличающегося от людей только ростом да густой растительностью на ногах. Это было грандиозно. Страшно. Завораживающе. Гибельно. Разумом Фолко понимал, что совсем-совсем скоро захватывающая картина, что могла тешить взоры холодного, стоящего вне Добра и Зла Золотого Дракона, исчезнет, сгинет, развеется, подобно утреннему туману под ветром.
Развеется, едва лишь силы сшибутся. К трем основным цветам картины добавится четвертый - алый, цвет крови. А она, похоже, разольется здесь настоящим половодьем.
Невольно хоббит вспомнил незабываемую атаку хирда в самой первой, победоносной битве с воинством Олмера на полпути между Аннуминасом и Форностом, вспомнил цветное лоскутное одеяло, бессильно повалившееся под ноги наступающим подземным копейщикам. Это случится и здесь... только теперь серая волна перьеруких захлестнет и похоронит под собой разряженные харадские тысячи. И ничего тут уже не поделаешь. Четверым не остановить такое воинство. Успеть бы Эовин спасти - а там как Дьюрин рассудит, по присловью гномов...
Четверо воинов шли через поле - прямо к линиям харадского войска. Время рассчитано точно: сражение вот-вот должно начаться - и тхеремцам станет просто не до них. Но как подать о себе весть Эовин?..
Цилиндрик, запечатанный алым сургучом!.. Детская забава, огненная потеха из тех, что так любят мирные по природе своей хоббиты!.. Авантюра, безумный риск - а что еще оставалось делать?
Рука хоббита уже сжала теплое дерево, пальцы уже тянули витой шнурок - когда в харадских рядах грянули боевые рога и все до единого повозки, быстро набирая ход, устремились вниз.
Широко раскрыв глаза, забыв и о сабле, и о луке, Эовин смотрела вперед, не в силах отвести взор. Там, от края и до края земли, от гор до леса, развертывалось покрывало из сотен тысяч живых существ. За их спиной был только дым. Казалось, он порождает их, своих бесчисленных слуг и рабов, и они, послушные злой воле этого облака, идут и идут вперед - чтобы убивать и быть убитыми. Передовые отряды подошли уже достаточно близко; можно было различить отдельных воинов, в легком вооружении, с короткими дротиками или топорами. Шлемов, щитов, кольчуг Эовин не видела.

***
В жизни своей Фолко не видел ничего страшнее.
Он прошел через множество битв, познал черное отчаяние на башнях обреченной крепости Кардана, когда казалось, что рушится весь мир. Изведал смертную горечь - после поражения на Исенской Дуге, когда под ноги воинства Олмера легло тридцать тысяч роханских храбрецов. Он дрался с призраками и нежитью, стоял лицом к лицу с самой Ночной Хозяйкой, чувствуя, как злобное чародейство высасывает из него жизнь. Десять лет жизнь трепала его, как могла; десять лет он мерил шагами все великое Средиземье от Вод Пробуждения на Восходе до Синих Гор на Закате, сражаясь под знаменами Рохана, Беорнингов, Гондора, Эсгарота, родной Хоббитании, - но никогда ему не было настолько страшно, как в тот день.
Укрывшись за стеной брошенного харадского лагеря и чувствуя, как неведомая прежде томительная боль разрывает сердце, Фолко Брендибэк видел, как катились вниз по склону боевые повозки харадримов. Не требовалось много ума, чтобы понять их замысел. То, что на первый взгляд казалось безумством, на деле было хорошо продуманным планом. Перьерукие набросились на повозки, точно голодные псы на добычу, напрочь позабыв обо всем.
С замиранием сердца, чувствуя, что дыхание его вот-вот готово прерваться, Фолко следил, как множество боевых повозок все глубже и глубже погружалось в рыхлую, неисчислимую массу воинства перьеруких. За каждой из повозок оставался широкий кровавый след - настоящие курганы изрубленных и раздавленных тел. Только что это мертвое мясо было живой плотью живых людей, невесть зачем ринувшихся навстречу собственной гибели... Фолко не чувствовал к ним ненависти, напротив - неожиданно для самого себя ощутил, что жалеет их. Тысячи и тысячи расставались с жизнями там, внизу, - расставались невесть зачем и непонятно ради чего. Они уже никогда не вернутся к семьям, их очаги остынут, а сыновья станут копить силы и раздувать в собственных душах жажду мести.
Настанет день, когда она осуществится.
Сталь серпов на колесах боевых повозок унесла жизни десятков тысяч. И Фолко с неожиданной ясностью понял, для чего они пришли сюда, на дальний Юг. Нет, не только для того, чтобы вытащить из застенков так некстати увязавшуюся с ними Эовин. И даже не для того, чтобы понять природу сводящего с ума Света. Нет.
Их привела сюда сама всемогущая Судьба, та самая Судьба, что превыше эльфов, людей и гномов, превыше магов и призраков, превыше Орлангура и Валар, превыше даже самого Единого. Привела для того, чтобы хоббит и два гнома убили бы эту войну. В прошлый раз им не удалось остановить Олмера. С великой щедростью Судьба дарует им второй шанс.
Вот перед тобой - смертное поле, хоббит. Каждую секунду несколько сотен на нем расстается с жизнью. Сталь кромсает плоть, дробит кости, колеса вминают останки в землю, а надвигающаяся с востока стена пламени довершает невиданную битву грандиозным погребальным костром, пожрав всех, и мертвых, и раненых, и умирающих. Ты уже бессилен помочь им, хоббит. Но в твоих силах сделать так, чтобы этот ужас остался бы в прошлом. Уже хотя бы ради этого тебе стоит жить.
Гномы и кхандец молча стояли рядом. Фолко готов был прозакладывать свой мифриловый доспех против ржавого гвоздя, что его спутники думают и чувствуют сейчас так же, как он.
Было что-то завораживающее в этом грандиозном кровавом спектакле, равного которому не случалось со времен Войны Гнева...
Второго такого избиения в Средиземье не будет уже до Скончания Дней.
Невольники почти что выполнили свою задачу. Войско перьеруких терзало их повозки, точно псы кабанов, терзало - и теряло, теряло, теряло людей, десятками, сотнями, тысячами... Там, где другие воины - даже под дурными командирами - заплатили бы едва ли полусотней жизней, перьерукие ложились тысячами.
Этого Фолко не мог понять. Его рассудок пасовал, не в силах объяснить творящееся. Что за странная атака? Кто ей командовал? Безумец? И все в его войске - тоже? Откуда их столько взялось? Какое исполинское королевство смогло выставить столь неисчислимую армаду? Увиденное не укладывалось ни в какие рамки...
- Нам надо отыскать Эовин, - услыхал хоббит свой собственный голос.
Малыш аж подпрыгнул, не обращая внимания на стоявших совсем близко харадских всадников.
- Ты чего несешь, а?! Где мы ее отыщем, а?! Там?! - Он ткнул пальцем в сторону смертного поля.
- Раз она там, значит, нам надо следовать за ней. - Хоббит отлично понимал, что это - почти верная гибель, и все же...
Клинок Отрины властно толкнулся в грудь, словно говоря хозяину: "Я могу! Я пособлю!" "Спасибо тебе", - подумал хоббит, мысленно обращаясь к кинжалу. Пальцы сомкнулись на резной рукояти, и сквозь взвихрившийся знакомый хоровод синих лепестков Фолко разглядел крошечную фигурку с золотыми волосами, что отчаянно размахивала саблей, стоя у борта боевой повозки - той, что ближе всех подошла к краю огненной тучи.
- Проклятье! - Фолко вскочил на ноги, забыв об осторожности. Его спасло лишь то, что как раз в эту секунду харадские рога сыграли сигнал атаки.
Ровная линия конницы неспешным шагом двинулась вниз. Часть воинов подняла луки, часть - приготовила копья; рога прозвучали вторично, и все до единого скакуны тхеремцев сорвались с места. С криками, гиканьем и улюлюканьем, наставив копья и развернувшись в лаву, харадримы помчались по склону - туда, где перьерукие добивали остатки невольничьей рати.
И следом за грозной конной лавиной бежали четверо странных пеших воинов - на которых до сих пор никто так и не обратил внимания. Алый боевой стяг Тхерема развевался далеко вправо; там, вокруг тхеремского полководца, оставалось несколько десятков воинов личной охраны. Все прочие, до единого человека, пошли в бой - довершить начатое рабами. Если кто и заметил Фолко и его спутников - то не придал тому значения.

***
- Нет! - Захлебываясь криком, Фолко споткнулся, рухнул ничком, прямо на изрубленный, покрытый кровью труп. Мир померк перед глазами. Тонкая нить, протянутая между ним и золотоволосой фигуркой, внезапно лопнула, хлестнув обжигающей непереносимой болью, отчего Фолко едва не лишился чувств.
Хоббит видел взметнувшиеся вокруг воза волны пламени, молниеносно поглотившие вожделенную добычу...
Все. Дальше бежать не за чем.
Сильные руки друзей-гномов подхватили хоббита и поставили на ноги.
- Уходим! Пока харадримы на нас не наткнулись... - Малыш крутил головой, озираясь по сторонам.
Сражение мало-помалу смещалось все дальше и дальше к юго-востоку.
Первый порыв харадской конницы угас, но преимущество в вооружении и выучке оставалось. Тонкая цепь всадников по-прежнему теснила перьеруких прямиком к огненной стене.
- К лесу! - скомандовал Торин.
- Нет! - Фолко с трудом разлепил губы. - Вперед... за ней... надо... найти...
- Они ж в пламя въехали! - рявкнул Малыш. - В огонь! Их уже нет, считай!
- Быть может... сквозь огонь... можно проскочить, - выдавил хоббит, по-прежнему бессильно опираясь на руки гномов. - Мы... должны... знать точно... Понимаешь?
- Понимаю, понимаю! Кишки нам харадримы выпустят, вот тогда-то все и поймем!
- В самом деле, Фолко... - начал было Торин, но хоббит скорчил настолько свирепую физиономию, а глаза внезапно полыхнули таким огнем, что даже видавший виды Малыш, неутомимый спорщик, хмыкнул и без возражений двинулся вперед.
Предательская слабость уходила. К тому мгновению, когда десятка полтора воинов в изорванных, заляпанных кровью серых накидках бросились со всех сторон на маленький отряд, Фолко уже оправился. И первым нанес удар - плашмя опустив меч на голову безумца, кинувшегося на хоббита с занесенным дротиком.
- Не убивайте! - крикнул Фолко друзьям. Вовремя - дага Малыша уже летела к горлу обреченного противника; тонкая сабля кхандца отшибла в сторону легкий топорик перьерукого и явно нацеливалась снести ему голову.
- Прорвемся и так!
Они действительно прорвались. Легкие копьеца и почти невесомые топорики перьеруких - ничто против выплавленного в Горне Дьюрина оружия. Оглушив и сбив с ног полдюжины человек, хоббит и его спутники проложили себе дорогу к огненной стене...
Пожалуй, впервые за десять лет своей бурной жизни бродячего воина Фолко во время схватки чувствовал лишь отвращение и ужас. Убить безумца - все равно что убить ребенка, шутки ради кинувшего в тебя камешком. Быть может, эти люди были закоренелыми злодеями, насильниками и убийцами. Но разве он, Фолко, имеет право судить их, обрекая на смерть и не давая возможности оправдаться?!
Они оставили по правую руку замерший воз невольников. Трупы громоздились чуть ли не вровень с верхней кромкой борта. Среди серых плащей кое-где мелькало одеяние тхеремских невольников, и, судя по всему, их, еще живых, вытаскивали из повозки и разрывали на части голыми руками...
В конце концов, еще дважды столкнувшись с бежавшими куда глаза глядят перьерукими, Фолко и его спутники оказались возле огненной стены. Пламя наступало, выбрасывая вперед длинные, стелящиеся языки - словно небывалый ярко-рыжий с черными подпалинами зверь жадно лизал беззащитную землю, и она тотчас же вспыхивала, даже если на ней, казалось бы, совершенно нечему гореть.
Увы, дальше пройти они не смогли. Жар стоял такой, что не подойти и на сотню шагов. Пламя пело победную песнь - нескончаемую, глумливую... Оно наступало. Что будет, когда оно доберется до леса?
- Надо уходить, Фолко! - воскликнул Торин. - Мы исполнили один наш долг! Теперь время подумать и о другом!
Фолко со сдавленным криком метнулся было вперед - однако Маленький Гном ловко повис у него на плечах, мигом придавив к земле.
- Да опомнись же ты наконец! - рявкнул Строри в самое ухо хоббиту.
Гномам пришлось силой тащить Фолко прочь со смертного поля. Сперва Фолко молча пытался вырваться, затем внезапно обмяк, позволяя вести себя куда угодно. Торин тревожно глядел на друга: уж не повредился ли рассудком?
Фолко едва мог видеть что-либо вокруг себя. Глаза застилала черная пелена отчаяния. Эовин больше нет... в таком пламени ничто не уцелеет... она погибла... погибла из-за него...
Его второе зрение отказало сразу и напрочь, едва только повозка пересекла границы огненной дуги. Значило это все что угодно: девушка мертва, и пламя сейчас глодает ее кости... или в огненной стене скрыто некое чародейство...
Ни харадримы, ни перьерукие не преследовали четверку, по горло занятые истреблением друг друга.

АВГУСТ, 13, ВЕЧЕР, БЛИЗ ВОСТОЧНОГО ОКОНЧАНИЯ ПЕПЕЛЬНЫХ ГОР
Давно остались позади истерлингские степи и Голубые Леса Прирунья.
Перед Санделло лежал восточный Мордор - заброшенная, опустевшая земля. И без того скудная, она хоть и плохо, но кормила осевших на ней после Падения Барад-Дура мордорских орков, сменивших меч воина на плуг пахаря или кельму строителя. Десять лет назад все здешние племена, вспомнив былое, дружно поднялись, встав под знамена вождя Эарнила. С ним они шли от победы к победе, покорив Запад, дойдя до последней эльфийской крепости - где и нашли свою гибель. Выведенные Олмером из боя истерлинги наслаждались плодами долгожданной победы в каменных городах Арнора, а орки... орки двинулись за своим вождем на решающий приступ и оказались в самом сердце чудовищного взрыва, когда Серые Гавани погибли вместе с торжествующими победителями.
Земля Мордора после этого совсем опустела. И если в истерлингских степях оставшиеся знали, что их сыновья, братья или просто родовичи живы-здоровы в новой могучей державе - королевстве Терлинга (каковой уже успел объявить себя законным наследником Короля Элессара), то обитатели Мордора так же твердо знали, что их близкие стали кормом для рыб...
Горбун въехал в приграничную деревушку. Орки, как и хоббиты, неохотно расставались с многолетней привычкой жить под землей и дома строили лишь в силу необходимости. В северо-восточном Мордоре - пустынной, всхолмленной земле - было мало лесов, и дома поневоле строились из камня.
Санделло спешился. Деревенька ему встретилась крошечная - лишь десяток домов, из которых три явно заброшены. А в остальном... селение "кровожадных" орков, столь долго наводивших ужас на все Средиземье, ничем особенным не отличалось, скажем, от дальних выселок истерлингов-пахарей.
Те же дети, играющие по краям единственной улочки, те же старики, греющиеся на солнце...
Сидевший возле крайнего домишки старый гоблин, подслеповато щурясь, вгляделся в застывшего пришельца, окутанного черным как ночь плащом.
Вгляделся - и внезапно дернулся, как от удара, сделав попытку вскочить и поклониться. Правая нога не гнулась, рассеченная клинком, - гоблин пошатнулся, нелепо взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и...
Твердая рука Санделло поддержала старика.
- Господин... господин... - прохрипел орк, с ужасом глядя в лицо горбуна.
- Времена изменились, Горбаг, - спокойно заметил старый мечник. - Тебе не следует называть меня "господином".
Орк оскорбленно выпрямился, глаза блеснули гневом.
- Я служил великому вождю Эарнилу. Я знаю, кто был его правой рукой! И до смерти своей не забуду этого! И я помню, как надлежит обращаться к командиру!
- Тогда я приказываю тебе забыть об этом, - вздохнул Санделло...
- ...Так вот мы и живем с тех пор. Ни один из парней с войны не вернулся. Один я, калека, которого не взяли в последнюю атаку! - Горбаг опустил голову, черные волосы упали на плоское, иссеченное рубцами лицо.
Санделло знал, что на этом лице оставили свои метки и стрелы роханцев, и копья гондорцев, и мечи Арнора...
Они сидели в небольшом домишке старого гоблина, за древним, потемневшим от времени дощатым столом. Невольно горбун подумал, что точь-в-точь такой же стол, покрытый царапинами, изрезанный ножом, никогда не знавший скатерти, был у него самого в брошенном на произвол судьбы доме - там, на северо-востоке, в Цитадели Олмера...
- Ты знаешь что-нибудь о дороге на юг? - Санделло расстелил на столешнице карту. - Мы проходили этими краями, но сильно восточное... Мне не хотелось бы делать крюк.
- Было дело - заратились с Кхандом, - прокряхтел Горбаг. - Теперь никто и не упомнит из-за чего. Кто-то на кого-то набегом пошел, другие - в ответ... Порубили друг друга, да при своих остались...
Санделло терпеливо слушал.
- Это я к тому, что до Южной Стены дорога чистая, а вот дальше, через Кханд, можно и не проехать. А у нас запросто... Вот только надо западнее взять. Здесь деревень наших мало.
Они замолчали. Старый орк опустил глаза - тяжелый, пронзающий взгляд Санделло, казалось, проникает в самую глубь мыслей. Гость как будто хотел что-то спросить, уже и рот открыл - но отчего-то одернул себя, недовольно скривил тонкие бледные губы и промолчал.
- На ночлег-то... - заговорил было Горбат, но мечник уже поднялся:
- Благодарю. Мне пора.
Слегка кивнув в ответ на низкий поклон, Санделло шагнул за порог.
Опытный взгляд бывалого воина вновь обежал деревню. Да... С такими сейчас много не навоюешь. Мальчишки! Учить их еще и учить...
Появление горбуна в деревне, разумеется, не осталось незамеченным. У жилища Горбага собрались остальные обитатели - женщины средних лет да старухи. Гоблины помоложе теснились в задних рядах.
- Ты что же это, бурцгул, опять к нам притащился?
Страшная на вид седая старуха вышла вперед. Иссеченные морщинами руки, скрюченные от непосильной работы пальцы, ввалившиеся щеки... Но осанка оставалась гордой.
Санделло молча смотрел на говорившую. Десять лет назад он бы... а впрочем, зачем вспоминать, сейчас не то время. С какой стати она должна приветствовать его, уведшего на смерть всех до единого воинов ее народа...
- Опять парни наши понадобились? Слушай меня, черный снага, убирайся отсюда по-хорошему! Ты ловок с мечом, я знаю - но да и у нас найдется, чем ответить!
Позади нее с ноги на ногу переминались несколько лучников, все - совсем еще молодые.
Санделло молчал. Старуха распалилась еще больше:
- Только-только в себя приходить стали, только-только внуки взамен сыновей выбитых подросли - а ты опять тут как тут! В прошлый-то раз дурачье это ревело "Вперед!", да "Пошли!", да "Вождь Эарнил!". Теперь никто реветь не станет. Поумнели, хвала Лугбурцу! Так зачем сюда пожаловал?
Горбаг появился за спиной Санделло:
- Гость он мой, Гарра.
- Гость... - не унималась старуха. - Знаем мы таких гостей. Небось опять ятаганы наши понадобились. Что, снова мстить?
- Нет, почтенная, - негромко ответил Санделло. - Я просто еду на юг.
Мне не нужны ни ваши ятаганы, ни ваши стрелы. Но я предвижу и предсказываю, что скоро они понадобятся вам. А теперь - прощайте! Гаакх голуг наркуу гимбубут лат! <Да не найдет тебя Нолдор! (Черное Наречие)> - Постой! - внезапно встрепенулся Горбаг. - У тебя... с тобой... я... чувствую... - Он шумно втянул воздух широкими ноздрями.
- Часть Силы моего - и твоего, Горбат! - господина, - спокойно ответил Санделло, коснувшись кошеля на поясе. - Если окажется, что я прав... то эта вещь еще увидит свет, а вам придется вострить ятаганы и счищать ржавчину с копейных жал!
Деревня проводила горбуна зловещим, недобрым молчанием. Молчал даже Горбаг, так и застывший с потянувшейся почесать затылок рукой. Санделло вскочил в седло, и вскоре селение скрылось за поворотом.
Заночевал он в чистом поле, вдали от жилья. Августовская ночь выдалась ненастной и дождливой, словно Владыка Ветров все еще гневался на эту несчастную страну, раз за разом посылая полные Слез Ульмо тучи от закатных пределов к берегам мрачного Нурнена. Дождь немилосердно хлестал и без того полегшие, тощие хлеба, великим трудом орков-землепашцев поднятые на скупых, словно бы лишенных Благословения Йаванны землях. Горбун провел эту ночь в палатке из шитых мехом наружу шкур. Она кое-как защищала от косых холодных струй, но костер не разведешь... Санделло долго сидел, глядя на желтый ободок кольца. Когда-то Олмер сделал этот Талисман для своих командиров, одно время им владел Огон... Потом Вождь вновь вернул Кольцо себе, словно бы усомнившись в верности дэйловца. Перед последним боем он отдал его Санделло... тот - передал Олвэну... а сын Вождя не смог достойно распорядиться отцовским наследством. Больше Талисман Олвэну не понадобится - лицо горбуна вновь обрело прежнее, холодное и жестокое выражение, то самое, что когда-то, десять лет назад, весьма и весьма испугало некоего юного хоббита в некоем пригорянском трактире...
Горбун медленно освободил от плена ветхих тряпок завернутый в них меч.
Не тот, что служил ему повседневным оружием и которым он взял немало вражеских жизней, - а иной, намертво притороченный за спину, чтобы, упаси Вечная Ночь, не лишиться его ненароком. Даже устраиваясь на ночлег, Санделло не расставался с этим клинком.
Давние, очень давние дни видел этот меч, не столь известный, как Кольцо Барахира или Скипетр Гейдара, но во мраке Нан Элмута Эол Темный Эльф выковал его из упавшего с небес крылатого железа, слив в пламени горна с иным своим дивным творением гэлворном, рукотворным металлом, что не уступал мифрилу. Сын Маэглин тайком унес клинок из Нан Элмута, когда бежал оттуда вместе со своей матерью Аредель, сестрой Тургона. Чудесное оружие попало в Гондолин; Туор с Идрил спасли его из развалин пылающего города, а через Эарендила, их сына, клинок попал к Элросу, первому королю Нуменора.
Долго хранилось оружие в королевской сокровищнице, но Элрос, верно, не слишком любил этот меч, сотворенный руками Эола и помнивший предателя Маэглина. Никогда первый владыка Нуменора не опоясывался им; никогда не обнажал в битве. И, словно по молчаливому согласию, все последующие нуменорские короли избегали касаться дивного клинка. Говорят, что в первой войне с Сауроном, в 1701 году Второй Эпохи, великую славу снискал Эрнелдур, тогдашний Лорд Андуне, и Тар-Минастир едва ли не с радостью избавился от зловещего сокровища, наградив им полководца. Быть может, все это не более чем сказки, не лежал никогда этот меч в королевской сокровищнице, а с самого начала покоился у хранителей Западной Гавани Нуменора... Санделло в свое время довелось побывать в книгохранилище взятого харадримами Минас-Тирита и по чистой случайности пощаженного огнем... Король Олмер отправил к гондорской крепости несколько отборных отрядов с од ним-единственным приказом - во что бы то ни стало спасти от буйных харадримских вояк древние рукописи, что испокон веку сберегались в Крепости Последней Надежды. Отряды выполнили приказ, библиотека досталась победителям в целости и сохранности, но... Вождю Эарнилу воспользоваться ею было уже не суждено.
С кораблями Элендила Высокого меч Эола попал в Средиземье. И вновь судьба уготовила ему долю узника дворцовых кладовых. На битву короли Гейдара выходили с иными мечами, сберегая драгоценный клинок; венец творения Темного Эльфа оставался укрыт за семью замками. Отгремели войны с истерлингами, затем - с умбарскими Корсарами, еще позже - с харадримами, и наконец, после Войны за Кольцо, мечу Эола суждено было внезапно обрести свободу...
Санделло вздохнул и устало смежил веки. Тонкие длинные пальцы горбуна скользили по темному лезвию... старому воину казалось, что он словно наяву видит тот день в столице победоносного Гондора, три века тому назад...
"Веселье и радость царили в Городе. Ненавистный враг пал. Тьма - навсегда повержена, новый, Истинный Король вновь объединил под своей царственной дланью Северное и Южное Королевства, время страха и безнадежности кончилось, пришла пора отстраивать разрушенные города и поднимать заброшенные пашни...
Говорят; Король Арагорн, Элессар Эльфийский, вместе с прекрасной супругой своей, Арвен Ундомиэль, Вечерней Звездой эльфов, Дивного народа, сидели в тронном зале, верша суд. А в те времена, говорят, к Великому Королю попасть было совсем нетрудно, не то что в последующие годы! И вот стражники привели к королю некоего юношу, черноволосого и благородного обликом. Не кланяясь, стоял он перед троном Владык, дерзко взирая на Элессара.
- Что привело тебя сюда, о юноша? - с такими словами, говорят, обратился Арагорн к пришельцу. - Лицо твое странным образом знакомо мне...
Усмехнулся юноша и молча показал Великому Королю две половинки разрубленного рога, что был оправлен в серебро.
- Рог... рог Боромира? - вскричал Арагорн, и даже пресветлая Арвен с изумлением взглянула на гостя. - Откуда он у тебя?
- Приглядись повнимательнее, правитель, и ты тоже, правительница! - сурово ответил юноша.
Сдвинул грозно брови Великий Король, ибо дерзким казалось ему поведение гостя; но Арвен Ундомиэль подняла на него глаза, и кроткий ее взгляд смягчил сердце Элессара.
- Он сын Боромира, сына Дэнетора, последнего Наместника Гондора, - промолвила Арвен, ибо умела, как и все Перворожденные, читать в человеческих сердцах. - И в душе этого юноши гнев на тебя, мой король. Не отвечай ему тем же, прошу тебя. Будь с ним ласков, и тогда... тогда грозная тень, которую провижу я, минует нашу страну...
Тихим голосом произнесла все это Владычица Арвен, и не знал гость, о чем идет речь между повелителями; и необузданный нрав, унаследованный от отца, заставил юношу отверзнуть уста:
- О чем шепчетесь, вы, обманом захватившие престол моего отца? О чем шепчетесь, вы, не помешавшие моему деду погибнуть ужасной, мучительной смертью на костре? О чем шепчетесь, вы, из небытия явившиеся в этот город, который предки мои блюли поколение за поколением?..
И еще много иных слов произнес сын Боромира, гневных и неразумных, обвиняя Великого Короля в захвате власти. Молча внимал ему Арагорн.
- Почему погиб мой отец - погиб от руки жалких орков, в то время как все остальные живехоньки? И почему ты не оказал ему помощь, когда он звал тебя? Ведомо мне, ты хотел его смерти! Потому что по древнему праву должен был он, отец мой, Боромир, сын Дэнетора, править Минас-Тиритом, а не ты, посаженный на престол этим бродягой в серых лохмотьях!
Сильно гневался Правитель Арагорн, Истинный Король, Носитель Возрожденного Меча - но Владычица Арвен взглядом всякий раз сдерживала его. И, не став возражать гостю, так молвил Король Элессар:
- Скорбь помутила твой разум, юноша. Боромир был доблестным воином и пал тоже доблестно. Да падет на меня проклятие Валар, если хоть словом или даже мыслью оскорблю я его память! Приходи ко мне снова через семь дней, когда рассудок твой возобладает над чувствами.
- Ага! - воскликнул гость, так и не назвавший королю своего имени. - Ты боишься спорить со мной! Значит, все, что я говорил, - правда! Ты боишься осквернить уста ложью здесь, в священном зале Гондора!
- Нет, воистину горе слишком сказалось на тебе, - покачал головой Правитель Арагорн. - Завтра ты устыдишься сказанного, я не сомневаюсь. Ты противоречишь сам себе. Если я такой ужасный лиходей, каким ты изобразил, едва ли для меня что-то значила бы святость какого-то там зала. Я не спорю с тобой не потому, что мне нечего сказать, но потому, что слушать ты сейчас все равно ничего не будешь. Ты пришел сюда бросить мне в лицо гневные слова, ты пришел в надежде, что я отвечу тебе гневом, - но ты ошибся. Можешь уйти невозбранно, а через семь дней, как я и сказал, - возвращайся! Я очень хотел бы помочь тебе...
- Скорее, я бы принял помощь Саурона! - последовал гордый ответ.
И юноша ушел, а три дня спустя вызвал Великого Короля на поединок.
"Боромир, сын Боромира, сына Дэнетора, законный Наместник Гондора, - гласил свиток, доставленный Великому Королю, - вызывает на бой до потери жизни Арагорна, сына Арахорна, именующего себя Королем Арнора и Гондора".

АВГУСТ, 14, НОЧЬ, ПОЛЕ БИТВЫ В ПОЛУДЕННОМ ХАРАДЕ
Выбрасывая вперед длинные огненные языки, дивный ярко-рыжий пламенный зверь полз и полз себе вперед, жадно пожирая все на своем пути; траву, деревья, остатки боевых повозок, трупы невольников, перьеруких, харадримов, - и, казалось, нет ему ни преград, ни заслонов, что так и пойдет он, никем не остановленный, до самого Моря - да что там до Моря! - до самых Мордорских Гор, обратив по пути во прах все города и селения Великого Тхерема...
Но нет; лапы, когти и пасть огненного чудища с разбегу ударили в напоенную влагой стену лесов и... отдернулись. Бессильно шипели языки пламени, однако яркие, сочные листья, стебли, побеги лишь обугливались, не загораясь. Жар пламени иссушил лесную дебрь шагов на пятьдесят вглубь - и умер.
На покрытой пеплом равнине не осталось ничего живого. Несколько уцелевших харадских сотен, подобрав, сколько успели, раненых, поспешно отступили по дороге, бросив на поживу огню свой громадный лагерь, слишком просторный для крошечной горсти выживших. Перьерукие, кто смог, потянулись куда-то на юг, вдоль пламенной стены, как будто там их могло ждать спасение.
Огонь прошел еще сколько мог на запад; но и там дорогу ему преградили бастионы лесов, а ближе к полуночи из сгустившихся туч хлынул проливной дождь. Последние искры умирали под натиском тугих водных струй; на земле оставалась лишь отвратительная жидкая грязь - размокшие зола и пепел.
Маленький отряд Фолко укрылся от непогоды под раскидистым деревом, которое кхандец назвал альбаломом, деревом путешественников. Широкие и плотные листья надежно защищали от льющейся сверху воды, земля возле самого ствола оставалась сухой. На мощных, сильно выдававшихся из почвы корнях было очень удобно сидеть, да что там сидеть! Даже лежать...
- Это большая удача, - сообщил спутникам Рагнур. - Альбалом редко встречается так далеко на юге. Здесь мы в безопасности... по крайней мере, ядовитые твари к нам не подберутся - запаха альбалома они не терпят.
Спать можно спокойно.
- Что-то раньше ты нам ничего не говорил о ядовитых тварях! - поежился Малыш, имевший крайне сложные отношения с местными летающими, ползающими, прыгающими, бегающими и иными неразумными созданиями.
- Не говорил, не говорил... пугать не хотел, - проворчал кхандец. - А вот это видел?
В руках проводник держал толстую, распушенную веревку. Ею он каждую ночь окружал лагерь, и на недоуменный вопрос Фолко ответил лишь: мол, спать спокойнее будет...
- Она-то у меня как раз отваром коры альбалома пропитана. Протяни ее по земле вокруг стоянки - и тебе нечего бояться... Скорпионы там или пругасты нипочем не перелезут. От их укуса противоядия не знают ни в Кханде, ни у нас, в Умбаре...
- Тьфу, пропасть! Расплющи тебя Хругнир за такие рассказы на ночь! - сплюнул Малыш. - Пугает тут еще...
Фолко улыбнулся в темноту. Малыш, боящийся страшных историй на ночь, - на это стоило поглядеть.
Затеплился огонек костра. Несмотря на сильный ливень, под пологом листвы альбалома оставалось сухо. Торин пристроил над пламенем закопченный котелок и пригорюнился, подперев голову могучим кулаком; борода гнома смешно задралась, но даже насмешник Строри не рискнул пройтись на этот счет.
За будничными походными хлопотами они старательно отгораживались от мысли, что потеряли Эовин. Никто не мог выжить в том пекле, что бушевало над равниной всего лишь несколько часов назад.
Хоббит лежал на спине, и жесткий корень альбалома казался мягче самой лучшей хоббитанской перины. Он словно наяву видел вспыхнувшую золотую искру волос Эовин - за миг перед тем, как повозка ворвалась в пламя; невольники предпочли честную мучительную гибель в огне жуткой и позорной смерти от рук озверевшего врага. Эовин... тонкая, словно тростинка, - и крепкая духом, точно стальной клинок. Эовин, бросившая Рохан ради приключений и... нет, об этом лучше не думать! Лучше убедить себя, что все привиделось, показалось, почудилось... Девушки уже нет. И они встретятся разве что... разве что после Второй Великой Музыки Айнур, когда замысел Единого будет наконец воплощен здесь, в Королевстве Арда, затерянном среди бесчисленных звезд Эа...
"Двери Ночи... - думал хоббит. - А за ними - пустота... холодная, всепроникающая; безмолвная... Пустота, забвение, черное беспамятство...
Эльфы говорят о "подарке" Единого... После телесной гибели Перворожденные воплощаются здесь, на земле, - а люди? Неужто их ждет такая же судьба?
Только не здесь - там, в конце тайных путей, что берут свое начало от Дверей Ночи... И Ниенна оплакивает, наверное, каждого уходящего этой скорбной дорогой, но что значат слезы ее? Или они смягчили боль ожогов в последние минуты Эовин? А если нет - то к чему они?..
Ты виноват в ее смерти, Фолко, - с беспощадной прямотой сказал себе хоббит. - Ты и никто другой. Мог ведь не брать девчонку с собой - но нет, поддался на уговоры гномов, а почему? Да потому, что хотел поддаться. Уж больно льстил тот восторг, с каким глядели на тебя..."
Тянущая, сосущая боль не отступала, и он знал, что теперь ему придется вечно оставаться с ней - до самого конца его земного пути, а быть может, не отпустит и по ту сторону Гремящих Морей...
"Однако, клянусь бородой Дьюрина, ты обязан справиться с этим! Пусть боль и скорбь пребудут с тобой - но они не должны лишить тебя силы.
Главная цель не достигнута, назавтра предстоит тяжелый переход через выжженную степь - ты должен выдержать!"
Усилием воли хоббит заставил боль отступить.
- Эгей, что пригорюнились? - Он знал, что говорит натянуто-весело, но ничего не мог уже сделать с собой. - Хватит бородами землю мести, почтенные! Скажите лучше, что произошло во вчерашнем сражении?
Торин поднял глаза, словно очнувшись ото сна:
- Во вчерашнем?
- Ну да! В жизни не видывал ничего более кровавого... и дикого.
- Это точно! - эхом откликнулся кхандец. - Никогда б не подумал, что такое на свете бывает...
- Слишком много нелепиц, - продолжал хоббит. - Перьерукие - откуда их столько? Идут лавиной, без строя, словно сам Моргот гонит, а задуматься не дает. Четверти войска хватило бы, чтобы покончить с этими повозками, а остальные не оставили бы от харадримов и мокрого места!
- Тхеремцы тоже хороши, - подхватил Торин. - Где все их войско? Почему невольники? Зачем оборонять уже обреченную землю?
- Не такую уж, как выяснилось, и обреченную, - возразил Маленький Гном.
- Харадримы, конечно, своих тоже почти всех положили - а перьерукие где?
- Кабы эти перьерукие не были такими дураками... - начал Торин.
- Какие есть, с теми и дело имеешь, - оспорил Малыш. - Верно, знали харадримы...
- Что враги их глупцы? Тогда отчего ж раньше не остановили? - не унимался Торин. - Откуда тхеремцы могли ведать, что перьерукие все, как один, кинутся разносить по досочкам повозки? Что ни один из них не продолжит атаку? Это ж ведь бред первостатейный был - возы те пускать...
Малыш пожал плечами:
- Фолко б, наверное, сказал: "Мол, Свет виноват..."
- Может, и виноват, - отозвался хоббит. Казалось, он уже терял интерес к им же начатому разговору, а пальцы его нетерпеливо теребили эльфийский перстень. - Откуда нам знать?..
- Ну и странно же тогда сей Свет у тебя действует, - покачал головой Малыш. - На нас - в общем-то никак... А Эодрейд, почитай, совсем ума лишился... Эльдринги вроде ничего, и, чтобы харадримы друг с другом дрались, я что-то не приметил.
- А вот хазги войной на Рохан пошли, - заметил Торин.
- Во-во! И я к тому же! - обрадовался Малыш. - На одних, выходит, действует - а на других нет?
- Так ведь и Кольцо на всех по-разному действовало. - Фолко подбросил поленце в угасающий костер. - Бильбо вон сколько им лет владел! А Боромир?
В пару месяцев от одной его близости потерял рассудок! Да и Дэнетор тоже...
- Эй, вы это о чем? - удивился Рагнур. - Какое такое Кольцо? Какой такой Дэнетор? Имя вроде бы как гондорское...
- Долгая история... - отмахнулся Торин. - Потом как-нибудь расскажем... когда поспокойнее будет. Ну, друзья, спорить мы тут еще долго можем - а вот куда завтра двинемся? К Морю?
- К Морю я провести берусь, - заметил Рагнур. - На юг - едва ли. Я здешних путей не знаю...
Фолко опустил голову. Да, их первоначальный план - выйти к Морю и дождаться помощи от Морского Народа - был, наверное, самым верным. И все же... некое странное чувство подсказывало хоббиту: дорога на юг отсюда окажется легче, несмотря на то что идти придется через изглоданную и опустошенную огнем землю. А кроме того...
- Я сейчас.
Перстень, заветный перстень, бесценный дар эльфийского принца! Ты ведь можешь подсказать, жива ли еще золотоволосая роханская девчонка, или кости ее смешались с костями иных невольников в одной большой могиле, прикрытые лишь тонким слоем пепла - да и тот, наверное, уже смыло вчерашним дождем...
Радужный мотылек легко вырвался из каменного обиталища. Затрепетали, разворачиваясь, разноцветные крылья, и темные ночные небеса ринулись навстречу.
Они оказались воистину темными. Над искалеченной огнем равниной словно бы разлегся ядовитый туман - туман из вопящих в последней муке душ погибших на поле брани бойцов. Бесплотные призраки тянули длинные руки к дивному существу, точно оно способно было уберечь их от ужасов пути через Двери Ночи. Усилием воли Фолко гнал это свое крылатое "я" вперед, гнал, не обращая внимания на вспыхивающие по всему телу мелкие, но донельзя болезненные ожоги - он словно продирался сквозь тучу огненных стрел.
Воля хоббита гнала радужного мотылька все дальше и дальше, сквозь темный, словно наполненный взвихренным пеплом воздух. Ничего... ничего... ничего... И вдруг - искра!
Искра среди черных холмов, крошечный живой огонек; мотылек ринулся вперед, словно пущенная стрела.
Искорка тотчас погасла.
Фолко едва сдержал стон разочарования. Почудилось... показалось... привиделось... и неудивительно после такого дня... Неужели? - с последней надеждой вглядывался он в сумрак...
Разочарование швырнуло хоббита обратно в реальность; он обнаружил себя сидящим возле старого, жесткого корня альбалома, дерева путешественников.
Гномы и Рагнур заняты каждый своим, никто не смотрел на хоббита, понимая, что поиски его напрасны и что он вернется лишь с горькой болью в сердце...
- Нет... ничего нет, - заставил себя выговорить хоббит.
Торин глубоко вздохнул. Малыш потупился, неколебимо веривший в Судьбу Рагнур развел руками - мол, против Судьбы не попрешь.
- Не ты один виноват, брат хоббит, мы тоже повинны. - Торин шагнул к Фолко, сел рядом.
- Ладно! - срываясь, выкрикнул Фолко. - Что было - то было; ее...
Эовин... уже не вернешь. Надо решать, что дальше!
- Так мы ж вроде как начали говорить, - удивился Малыш. - Я так мыслю: ничего нам не остается, как к Морю идти. По-моему, на Юг лучше по воде пробираться. Вернемся в Умбар, найдем способ...
- К тому времени, может статься, уже и Умбара-то - ищи-свищи, - возразил Фолко. - Не ровен час схватятся они с Харадом...
- Ты ж сам видел, сколько тхеремцев тут полегло, - оспорил Рагнур. - Что ж они, избезумились совсем - на умбарские стены лезть?
- Может, и избезумились - нам-то откуда знать? - заметил Торин. - Вон, перьеруких возьми - это ж как их притиснуть надо было, чтобы они все на смерть бы пошли!
- Добавь еще - откуда там огонь взялся, - прибавил Фолко.
- Огонь? - опешил Торин.
- Он самый. Ну, чего так глядишь, точно я - не я, а дохлая каменная крыса на дне бочонка с пивом? Где ты видел такое пламя, чтоб спалило эдакую прорву трупов? Это ж сколько леса на погребальные костры извести надо! А у нас тут - ничего, голая равнина, редко когда деревце попадется, одна трава... Вспомни, как полыхало!
- Слушай, а ведь и впрямь! - удивился Малыш. - Как это мы проглядели?
- Я и сам об этом только что подумал, - признался Фолко. - Тогда... иным голова занята была.
- Чародейство? - тотчас откликнулся Рагнур.
Хоббит с сомнением покачал головой:
- Кому теперь тут волшбу-то творить...
- Когда появился Олмер, все тоже только и говорили: "Кому тут теперь..." Чем дело кончилось? - проворчал Малыш.

Глава 4

АВГУСТ, 20, ГРАНИЦА КХАНДА И МОРДОРА
Солнце припекало. Августовская жара вдали от Моря оказалась поистине невыносимой. Санделло с радостью ехал бы ночами, но не через здешние дикие и негостеприимные места. Старый мечник пересек несколько древних полузаросших трактов, что когда-то вели от границ Мордора на юг и восток, в покоренные страны. Давно заброшенные, дороги эти служили лишь мрачным напоминанием о былой мощи Барад-Дура. Широкие, замощенные тщательно пригнанными друг к другу плитами, они стойко сопротивлялись натиску времени. И пусть в щелях уже поднялась трава, ехать по такой дороге было одно удовольствие.
Санделло видел, что дорогами этими давным-давно уже не пользуются - заратившиеся кхандцы и мордорские арки бдительно стерегли их, перекрыв сильными заслонами. Не желая рисковать, Санделло свернул с дороги.
Вокруг на целые лиги тянулись мелкие, невысокие, но очень и очень крутобокие холмы. Казалось, им нипочем ни дожди, ни ветер; покрытые густым кустарником, они выглядели непроходимыми, а усеянные черными колючками ветви и вовсе отбивали всякую охоту лезть в глубину зарослей.
Санделло долго петлял по лабиринту межхолмий, пока на глаза ему не попался увитый плющом серый камень, намертво вросший в землю. Трехгранную пирамиду, всю в выбоинах, сколах и трещинах, испещряли неведомые письмена.
- Здравствуй, Камень Пути, - с облегчением вздохнув, прошептал Санделло. - Ну, теперь и тропа должна сыскаться...
Горбун спешился, осторожно, боком подобрался к Камню, бережно коснувшись ладонями шершавой поверхности.
- Тут мы шли с тобой, Олмер, - негромко произнес он, впервые, наверное, за долгие годы назвав своего господина по имени. - Мы шли вместе... и у Камня Пути ты увидел Знак...
Горбун умолк, прижавшись лбом к камню. Губы Санделло шевельнулись.
- Подскажи...
Но Камень молчал. Молчали и окрестный лес, и земля, и небо.
Нахмурившись, Санделло отступил на шаг, вновь потянувшись к бережно хранимому мечу Эола.
Черный клинок равнодушно коснулся Камня Пути. Железо и камень...
Казалось, друг до друга им нет никакого дела. Обычный меч... обычный валун...
Острие меча медленно ползло по прихотливым извивам рун. Не тенгвар, не керта - а совершенно неведомые знаки. Олмер знал их... и унес это знание с собой.
А ведь тогда он долго стоял у Камня, водя пальцем по чертам загадочных письмен; что открылось ему? И что, собственно говоря, хочет узнать здесь он, Санделло?
Горбун разочарованно вздохнул и принялся прятать обратно меч Олмера.
Уже закутав клинок, Санделло выпрямился - и тут над ухом коротко свистнула стрела. Оголовок звякнул о Камень - рванулся сноп искр, точно кузнец со всей силы ударил молотом по раскаленной заготовке. Под ноги горбуну упало белооперенное древко.
Рука Санделло рванулась было к мечу... и тотчас остановилась. Горбун выпрямился, нарочито медленно скрестив руки на груди. Слишком хорошо знал он эти стрелы, слишком хорошо - выпустивших их лучников.
Из зарослей раздался негромкий смех - чистый, легкий, музыкальный. Не шелохнулись колючие ветви, не зашуршала трава, не хрустнули сучки - из ничего возле Камня Пути возникли пятеро высоких фигур в серо-зеленых плащах для тайного хождения по лесу. У четверых - натянуты луки и стрелы готовы сорваться с тетив. Пятый шагнул к горбуну, точно так же скрестив руки на груди.
Санделло стоял неподвижно, и стрелки ослабили тетивы. Впрочем, горбун отлично знал, что они успеют натянуть их вновь. Быстрее, чем он моргнет глазом.
Никто и никогда в Средиземье не превзошел Перворожденных в искусстве стрельбы из лука. Наверное, один лишь невысоклик Фолко Брендибэк мог бы поспорить с ними на равных в том, что касалось меткости.
Это был настоящий "поединок сердец", как говорят на Востоке. Меч горбуна висел в ножнах, так же как и клинок его противника - длинный и узкий, каким скорее удобнее колоть, нежели рубить. Будь здесь хоббит Фолко, он тотчас бы вспомнил метательные ножи Санделло и то, что горбун мог разрезать пополам устроившуюся на стене муху.
- От принца Вод Пробуждения Форве воину Санделло - привет! - заговорил наконец эльф.
- От Санделло Форве - также привет! - холодно ответил горбун, не сводя глаз с эльфийского принца.
За минувшие десять лет эльф совершенно не изменился. Оно и понятно - для Перворожденных это не срок. Благородное чело Перворожденного опоясывал золотой обруч с искрящимся зеленым камнем; большие глаза смотрели строго и проницательно.
Санделло ждал. Казалось, неожиданная встреча его нисколько не удивила.
Молчание это озадачило принца. Он слегка приподнял бровь.
- Ты меня нашел - тебе и говорить, - с усмешкой прокаркал Санделло.
- Куда ты идешь? - тотчас же в упор спросил принц.
- Не твое дело, любопытный. Разве здесь твои владения?
- Я спрашиваю, как сильнейший. Или воин Санделло понимает другой язык?
- Слушай, хватит, а? - поморщился горбун. - Хочешь драться - будем драться. Нет - так нет. Я к тебе на свежее пиво не напрашивался.
- У тебя за спиной, скрытый в тряпье, - древний меч моего народа, - сурово молвил Форве. - Мне ведомо, чья рука владела им десять лет назад, сразив Кардана и Наугрима! Зачем же ты снова вынес на свет это проклятое оружие?
- Не твое дело, любопытный. Может, ты заришься на клинок моего господина? Возьмешь, когда я буду мертв.
- Если бы я хотел, ты был бы уже мертвее этого Камня! - повысил голос Форве. - И ты это отлично знаешь.
- Ну так прикажи тогда своим молодцам стрелять. - Санделло равнодушно пожал плечами.
Форве поморщился:
- Не будем перебрасываться пустыми словами. Тебе ведомо, что мы сейчас не враги. Но в мире творится нечто... нечто грозное, страшное и неописуемое, мы не можем понять, в чем дело, и не можем сидеть сложа руки...
- Если уж вы сами не можете понять, в чем дело, то чего же умудренные мудростью веков Перворожденные хотят от простого Смертного? - парировал Санделло.
- Ты был правой рукой Олмера. Ты знал все - или почти все - о его планах. И когда мы узнали, что правая рука нашего самого страшного врага со времен падения Саурона отправился один в дальний поход на Юг, откуда плывет на Мир тень непонятной угрозы, - мы, естественно, встревожились. Мы выследили тебя - и, признаюсь, это было нелегко сделать. Мы потеряли двоих разведчиков в схватке с мордорскими арками, но не оставили погоню. Если ты отправился в путь, Санделло, то это значит - быть скорой войне. Мы ее не хотим. Нечего зря проливать кровь - у людей в Средиземье врагов уже не осталось. Никому из вашего племени не отыскать дорогу к Водам Пробуждения, как не отыскать корабелам Морского Народа Прямой Путь в Валинор. Скажи мне прямо: с кем ты намерен воевать, Санделло? С кем и за что?
- С каких это пор эльфы стали пастырями людей? - недружелюбно проворчал горбун. - Оставьте нас в покое! Со своими врагами мы уж как-нибудь разберемся сами.
- Мне ведомо, что ты - жестокий боец, мечник Санделло. Ты спокойно поведешь рати на приступ города и с чистым сердцем отдашь его на три дня своим молодцам для разграбления. Но неужто крики детей, которых будут швырять в огонь, для тебя ничего не значат?
- Я не стану говорить с тобой, эльф, - донесся ответ. - Это мое последнее слово. Ты не получишь ни меча моего господина, ни моих слов о том, куда и зачем я направляюсь. Я сказал. А теперь хочешь убить меня - давай! Но помни: даже эльфийская стрела не в силах свалить старика Санделло в один миг. Кое-что я сделать успею...
Горбун слегка повернулся, и Форве увидел: пальцы Санделло уже сжимают рукоять метательного ножа.
- Эта штука летает хоть и медленнее твоих стрел, но зато бьет надежнее.
- Горбун хищно усмехнулся.
Куда девалась вся растерянность и нерешительность старого воина! Тело вновь обрело былую тигриную грацию; Санделло стоял, чуть покачиваясь на напряженных ногах, и горб его исчез, словно и не было его никогда - а просто человек сильно ссутулился, готовя какой-то прием...
Форве тяжело вздохнул. Покачав головой, шагнул ближе к горбуну и оперся локтем о Камень.
- Если ты думаешь, что я боюсь смерти, - то сильно ошибаешься. Кому суждено вернуться к жизни в собственном теле и с собственной памятью, не страшится гибели. Не думай, что я не уважаю твое мужество. Если бы мы хотели, то продолжали бы следить за тобой - и ты, смею уверить, так ничего бы и не заподозрил - но я не хочу враждовать с тобой. В знак добрых намерений я расскажу тебе все, что знаю, - надеюсь, ты оценишь.
Слушай же, Санделло! Мне ведомо, что Талисман твоего господина, в который тот вложил часть почерпнутой у Слившегося Кольца Силы, позвал тебя в дорогу. Десять лет он дремал, будучи самым обыкновенным кольцом и никак не помогая Олвэну, - десять долгих по людским меркам лет. Но совсем недавно вдруг проснулся. Мы, эльфы-Авари, почувствовали это первыми. И пробуждение сие отнюдь не осталось единственным знаком. Были и другие, поверь мне. Так, например, пробудился от спячки мой перстень, в свое время подаренный невысоклику... о, да ты уже и сам вспомнил его имя... правильно, Фолко Брендибэку, хоббиту, убившему твоего господина...
- Не убившему, а освободившему! - хрипло рявкнул Санделло.
- О, ты понял это? - Форве поднял брови, словно и не замечая вспыхнувшей в глазах горбуна гневной искры. - Тогда еще лучше. Так вот, мой перстень на руке Фолко вновь ожил. Я почувствовал это тотчас... но не смог понять, что же заставило его очнуться. И твой Талисман... Это не случайность. Наши мудрецы установили - недобрый ветер веет с Юга. Там пробудилась странная Сила. Наши маги, к сожалению, не могут сказать, где сердце у этой Силы. И вот ты, Санделло, отправляешься туда же, на Юг, в полном одиночестве, увозя с собой Черный Меч Эола! Во дворце моего деда найдутся клинки и подревнее, но этот... Он жаждет крови! Каждый твой шаг на Юг приближает этот меч к войне, перед которой, боюсь, померкнет даже великая Война с Олмером... Чего ты хочешь, Санделло? Отомстить за Олмера?
Тогда воистину жизнь моя и моих спутников будет ничтожно малой ценой за то, что нам удастся остановить бедствие. Я знаю, ты мастер воинских искусств, я знаю, даже стрела в горло, сердце или глаз остановит тебя не сразу... Ну так что? Навстречу союзнику или врагу ты идешь?
Форве смотрел пристально и испытующе. Обмануть эльфа почти невозможно.
И, похоже, Санделло это знал.
- Не важно, враг или друг ждет меня там, на Юге, и ждет ли вообще, - медленно, тяжело роняя слова, ответил горбун. - Мне открыто только одно: с Юга идет беда.
- Ты не сказал мне всего, - покачал головой Форве. - Догадываюсь, Талисман помогает тебе отыскивать дорогу... У меня есть похожая вещь, так что, полагаю, в конце концов мы попадем в одно и то же место. Не стать ли нам на время союзниками? Потом я с радостью выйду против тебя на поединок, воин Санделло, если ты того пожелаешь.
Санделло дернулся, как от удара. Казалось, что вот-вот прозвучит "да"; но вместо этого горбун лишь плотнее сжал зубы и отрицательно покачал головой.
У Форве вырвался вздох разочарования:
- Что ж, ты выбрал. Не в наших обычаях начинать смертельную схватку, едва закончив переговоры, пусть даже и не увенчавшиеся успехом.
Расстанемся миром, воин Санделло, - но помни: если наши пути пересекутся еще раз, я не стану портить стрелу о камень только для того, чтобы предупредить тебя.

АВГУСТ, 25, ПОБЕРЕЖЬЕ ХАРАДА
- Ну вот мы и дошли. - Малыш швырнул в воду плоский камешек. - Семь, - посчитал он "блины". - И что дальше, Рагнур?
Позади остался двенадцатидневный переход через кишащие отвратительной нечистью леса. Несколько раз лишь ловкость Рагнура спасала всем жизнь. Без него - признавал Фолко - отряд погиб бы в считанные дни. Меткость хоббита оказалась бесполезна - дичь скрывалась в непроглядных кронах лесных гигантов, да и всякую ли тварь здесь можно было есть? Оказалось, например, что жуткие на вид белые змеи отлично годятся на жаркое, а вот весьма упитанные птицы очень соблазнительного вида умеют ловко швыряться тяжелыми отравленными перьями, что разили не хуже стрел. Мясо этих созданий тоже было ядовито...
Кхандец безошибочно вывел отряд на побережье. Гномы с оглушительным ревом - откуда только силы взялись! - преодолев исконную неприязнь своего племени к воде, ухнули в волны, едва успев сбросить с себя доспехи. Одежду же оставили - даже хоббит, пространствовав с Торином и Малышом добрый десяток лет, никогда не видел тангаров нагими.
Фолко обессиленно опустился на прибрежные камни. Уже неделю у него сильно болела левая ладонь - приступами, то длинными, то короткими. И невольно он вспоминал давнее свое видение... Вот только где бы взять то снадобье, что смягчало боль?
Лагерь разбили в укромном распадке. Гномы и хоббит остались, Рагнур отправился поразведать окрестности.
- Когда отыщу Знак - я вас кликну!
По дороге ни Фолко, ни его спутникам так и не удалось дознаться, что это за Знак и каким образом корабельщики Морского Народа узнают о четверке терпящих бедствие.
- У гномов есть свои тайны - так отчего бы не быть им и у эльдрингов? - заметил как-то Рагнур. - После того как мы найдем Знак, нам останется только ждать...
- Интересно - сколько... - проворчал тогда Малыш, но Рагнур лишь пожал плечами, и больше от него ничего не смогли добиться.
Пока ждали Рагнура, Фолко сидел молча, прикрыв глаза и опершись спиной о нагретый солнцем камень.
Здесь, на Дальнем Юге, осени не бывало вовсе. Сюда прилетали из северных краев птицы; времена года различались по тому, есть дожди или нет. Но даже и под конец сухого сезона леса буйно зеленели и лианы, презирая все и вся, покрывались яркими крупными цветами...
Хоббит жестоко страдал от жары и духоты - и не только он, но даже и привычные к раскаленным топкам гномы. Правда, в кузнях жар был сухим и звонким, а здесь - гнилым и влажным. Все мгновенно покрывалось плесенью; казалось, вдыхаешь не воздух, а какую-то липкую, горячую, обжигающую изнутри кашу. Уснуть было невозможно - донимала мошкара. Моря ждали как спасения.
И вот они на месте. Давно отстала харадская погоня, потеряв дерзких еще до битвы с перьерукими; где-то запропала и неистовая Тубала (знать бы, отчего она их так злобно и настойчиво преследует); далеко, за высокими стенами заболоченных лесов, осталась Эовин - юная роханская девушка, которую они так и не сумели уберечь.
Фолко почувствовал накатившую волну знакомой горечи. Да, ничего не поделаешь, с этим придется жить... Эх, как не хватает сейчас того Древобородова дара! - Фолко мог только скрипнуть зубами. Чувствовал, все чувствовал Старый Энт, предвидел, что рано или поздно невысоклик Фолко явится к нему за помощью, - и приготовил все потребное... А он, тупица, так и не смог как следует воспользоваться подарком!
Ясно было одно; нужно возвращаться в Умбар... И уже оттуда начинать новый поход на Юг - если только не позовет к себе Рохан. Как-то тамошняя война... Но нет, с Морским Народом должны управиться. Эодрейд, конечно, будет рвать и метать, что три его Маршала, начальствующие над полками, остались в Умбаре, вместо того чтобы спешить на Север. Как пить дать, объявит предателями. Хорошо, если не приговорит к смерти, - а то прячься еще и от роханских охотников за изменниками! Размышления хоббита прервал запыхавшийся Рагнур:
- Ну и повезло же нам! Вот повезло так повезло! Знак - он здесь, рядом, и идти никуда не надо! Поднимайтесь скорее!
Знак оказался темной и узкой пещерой, откуда несло гнильем. Малыш недовольно покрутил носом; на спинах всего отряда покоились солидные вязанки хвороста.
- Тоже мне, тайна! - фыркнул Торин, когда пещера закончилась небольшой полукруглой каморкой с очагом в дальнем углу. - Да у нас в Мории такое - испокон века! Зеркала у вас там, каменные зеркала - а ведет шахта наверх.
Должны быть линзы, чтобы собирать свет и бросать его вдаль... Только едва ли все это сработает днем...
- Зеркала... Линзы... это ты с нашими набольшими говори, коли так много знаешь, - пожал плечами Рагнур. - Нам осталось развести огонь... и ждать.
Они так и поступили. Когда отряд спустился с горы, Фолко с изумлением увидел, что вершина, вздымавшаяся на добрые шесть сотен футов, словно объята пламенем; огонь там пылал много ярче солнца. Такое пламя приметно за многие лиги... днем и ночью, в любую непогоду и при самом ярком свете...
- Теперь ждем, - повторил Рагнур.
Первое, что сделал хоббит, вернувшись в лагерь, - взялся за перстень Форве. Свет, Свет, загадочный Свет, лившийся откуда-то с недальних южных пределов - что с ним? Всем своим существом Фолко чувствовал этот напор, каждое слово, каждый жест спутника вызывали раздражение, все время хотелось ответить чем-то обидным, резким. Постоянно приходилось сдерживать себя, чуть ли не ежесекундно напоминая: это тебя пытаются заставить ненавидеть... кому-то очень нужно, чтобы вы вцепились друг другу в глотки... не поддавайся, держись, держись во что бы то ни стало!
Он знал, что остальные чувствуют то же самое. Тяготы дороги помогали гасить ссоры в самом зародыше, но теперь, когда отряд остановился на берегу лазурной бухты, все накопившееся может прорваться, и... Фолко вздрогнул, представив, как выясняют отношения Торин и Малыш.
Он должен дотянуться! Должен! Бойня, случившаяся двенадцать дней назад, нелепая и странная битва - явно от того же выжигающего рассудок жара! Он, Фолко, должен почувствовать его! Обязан!
...И вновь, повинуясь напряженной, точно струна, воле, устремился в полет радужный мотылек.
Черная земля, темно-синее небо, почти неотличимое от земли, - и бьющий прямо в глаза, острый, словно копье, луч света. Ничего не осталось в этом мире, только черная безжизненная земля да синее беззвездное небо. Фолко казалось - он провалился в бездонную яму времен, угодив аккурат в те года, когда нагнанные Мелкором тучи заволокли все небо Средиземья - и в этой мгле, скрывавшей свет Солнца и Луны, проснулись, согласно одной из легенд, Перворожденные Эльфы...
На сей раз боль оказалась сильнее. Она возникла в первый же миг полета; и, не отступая, все усиливалась - с каждым мгновением. Слепящий свет не давал ничего увидеть вокруг; Фолко мнилось - под ним расстилаются горы, но различить ничего не мог. Но вот изломанная чернота внизу, которую он принял за пики хребтов, сменилась гладкой тьмой равнин - и с этих равнин рвался в темное небо узкий, как стилет ночного убийцы, луч света...

АВГУСТ, 20, ЮЖНЫЙ ХАРАД, ПОЛЕ БОЯ
Санделло осадил коня. Как и говорил тот презренный трус из числа разряженных тхеремских дворцовых стражей, дальше пути не было. Выходит, не врал... Может, и не надо было ему голову рубить...
За десять дней горбун одолел весь Харад, оставив по себе долгую память.
Он шел знакомыми путями, где еще встречались люди, хорошо помнившие и его, и Олмера. Однако уже у Хриссаады удача ему изменила. Он нарвался на конный патруль харадримов, которым командовал молодой, горячий, а значит, и глупый десятник. С горбуна стребовали какую-то подорожную, начали расспрашивать, откуда он едет, куда и зачем... Дело кончилось тремя трупами и парой раненых. Их следовало бы добить, но эти шакалы валялись в ногах, вымаливая пощаду, и сердце старого мечника дрогнуло - едва ли не впервые в жизни. Он оставил этих гиен жить... А потом ему на плечи села погоня. Он оторвался, прикончив еще несколько человек, и сумел ускользнуть, запутав тхеремцев в джунглях. Для северянина, внезапно оказавшегося там, это была верная смерть; но Санделло, видать, оказался слишком жесток и жилист, не по вкусу Старой Мамаше, как называли костлявую в степях Истланда. Он прорвался сквозь лесную крепь - и вышел на пепелище.
Полмесяца миновало с того дня, как на этом поле сошлись рати перьеруких и Великого Тхерема. Победа оказалась на стороне Харада - хотя, можно сказать, никто не победил. Обе армии погибли почти целиком. Но армада перьеруких более не угрожала прорывом на север, и в Хриссааде это сочли самой настоящей победой. На умбарские рынки были отправлены новые покупатели; а на золотых рудниках рабам наполовину подняли дневной урок...
Да, прошло полмесяца, но пепелище осталось таким же, как и в первый день после боя - равнину покрывал толстый спекшийся слой грязи, застывший под лучами южного солнца после ливня, погасившего пламя. Кони храпели и отказывались идти дальше. Обугленные остовы деревьев торчали, точно руки мертвецов, все еще напрасно взывающих о помощи. Нигде, до самых гор, Санделло не видел ни малейшего признака зелени.
У него был с собой небольшой запас провианта - на черный день; обычно он добывал пропитание охотой. Но здесь, на выжженной земле, охотиться было не на кого. Горбуну предстояло свернуть с прямого пути и, уклонившись к западу, обойти мертвое место.
Санделло постоял насколько минут, обозревая черную равнину. Даже сейчас он не выбирался на открытое место - и потому первым заметил невысокую фигурку, что, ведя под уздцы коня, медленно брела по пепелищу, глядя себе под ноги, словно что-то отыскивая.
Горбун прищурился, вглядываясь. Взор старого воина был так же остр, как и в дни молодости. По равнине шла девушка - правда, вооруженная до зубов.
Словно что-то почувствовав, девушка внезапно остановилась, резко повернувшись в сторону Санделло. Повернулась, взглянула - и одним движением взлетела в седло, погнав коня к скрывавшим горбуна зарослям.
Губы Санделло скривились в недоброй, холодной усмешке. Заученным движением он вытянул из саадака хазгский лук, наложил стрелу; широкое костяное кольцо лучника он и так носил на большом пальце, не снимая.
Горбун не любил чародеев, к коим он - и не без основания - относил всех, кто умеет чувствовать взгляды. Ничто не могло выдать старого мечника: тихо стояли приученные лошади, и даже ветер дул ему в лицо.
Немного изменим поправку... аккурат в плечо войдет. С коня сшибем, а там видно будет. Расспросим - кто такая и зачем здесь...
Подняв лук, Санделло резко вытолкнул вперед левую руку - он стрелял, как принято на Востоке, а не на Западе. Выводился сам лук, а тетива как бы оставалась на месте. Задержал дыхание. Наконечник плавно качнулся раз, другой, ловя цель...
Стрела ушла хорошо, Санделло чувствовал, как мчится навстречу плоти узкий наконечник специально утяжеленной стрелы - такими хазгские удальцы насквозь пробивали гномьи доспехи в Тарбадской Битве. Сейчас, сейчас...
Краткий миг оказался долог, хотя в реальности, конечно, едва ли минуло мгновение - только и успеешь, что глазом моргнуть. Горбун увидел, как девушка внезапно привстала в стременах... и с легкостью поймала стрелу прямо в воздухе.
Санделло прищурился. Правда, удивить его подобными штуками было нелегко - хазгские и ангмарские мастера показывали и не такое, - и он ничуть бы не изумился, если б проделала это не хрупкая с виду всадница!
Вторая стрела сорвалась следом за первой. Ее отшибло в сторону блеснувшее лезвие сабли. Санделло резко выдохнул и взмахнул мечом. Похоже, дело будет жарким. Левая рука воина уже сжимала метательный нож - в рубке от него не много толку, им не отразишь вражий удар - ну разве что отведешь, если удачно, - но Санделло мог метнуть короткий клинок из любого положения, хоть стоя, хоть сидя, даже лежа.
Он не вышел на открытое место, а вот его противница, очертя голову, ринулась в кусты. Ну зачем же так!..
Метательный нож вырвался из руки горбуна коротким серебристым взблеском.
Звон. Сабля вновь оказалась там, где надо, - на долю секунды раньше брошенного ножа.
А затем с лица горбуна сошло его всегдашнее холодно-невозмутимое выражение. На опустившемся широком мече звякнули кольца.
Уже летевшая вверх, готовящаяся к удару сабля застыла на полдороге.
- Это ты?! - разом воскликнули и горбун и девушка.
Однако оружие осталось наготове.
- Санделло!
- Оэсси!
- Нет, не Оэсси! Давно уже не Оэсси... Тубала!
- Тубала... Что за варварское имя!
- Не более варварское, чем здешние края.
- Как ты сюда попала?
- Как ты сюда попал?
Этот вопрос тоже вырвался у них одновременно.
Санделло растянул губы в подобии улыбки:
- Я не сошелся с Олвэном. Уж больно ему хотелось все делать по-своему... Отправился на юг. Хотел стать наемником в тхеремской армии, но с ними у меня тоже вышли неприятности. Пришлось бежать... Вот, оторвался от погони, теперь думаю свернуть на восток... Там мечи, говорят, в цене. Ну а ты...
- Я гонялась за известной тебе троицей. Один недомерок с волосатыми ногами и двое дубоголовых громил гномов! - Красивое лицо Тубалы исказилось.
- Вот как? - Санделло поднял бровь, точь-в-точь как эльфийский принц Форве при встрече у Камня Пути. - Ты еще не бросила эту бредовую затею?
- Не бросила и не брошу никогда! - с горячностью воскликнула Оэсси-Тубала. - Мы же говорили об этом!
- Но тогда тебе было только десять лет! - заметил Санделло.
- Ничего не изменилось, - последовал холодный ответ.
Санделло пожал плечами.
- Давно известно, коль Оэсси что-то взбрело в голову - обратно уже ничем не выбьешь, - заметил Санделло, оценивающе приглядываясь к юной воительнице.
- Вот именно. Я рада, что ты это понимаешь! - Тубала смотрела холодно и надменно, точно госпожа на слугу. Санделло едва заметно усмехался уголками рта. В опущенной правой руке по-прежнему оставался его широкий, странный, непривычный оку западного воителя меч. Тубала платила тем же - острие сабли смотрело в землю, но видно было - воительница готова к немедленному бою.
- А как ты поняла, что я на тебя смотрю? - спокойно осведомился Санделло.
- Давно умею, только ты раньше не замечал. - Тубала небрежно махнула рукой. - А вот зачем ты стал стрелять?
- Не люблю чародеев, - усмехнулся горбун. - Простому Смертному ощущать чужой взгляд не положено. И потом, ты так ринулась на меня...
- Что неустрашимый воин Великого Олмера, - последние два слова она произнесла с, истинным благоговением, - тотчас же испугался настолько, что схватил дурацкую палку с натянутой веревкой из жил?
Услышь эти слова Фолко, сын Хэмфаста, он тотчас бы решил, что неминуемо кровавое смертоубийство.
Санделло лишь равнодушно повел плечом:
- Думай как хочешь. Давно прошло время, когда слово мое хоть что-то для тебя значило. Твоя троица, что же, оказалась в Хараде?
- Именно так, - надменно бросила Тубала. - Я гналась за ними от самой Хриссаады... перебила тьму народа...
- Понятно. Придется сделать пресветлому правителю Великого Тхерема хороший подарок, чтобы он закрыл глаза на твои шалости, - закончил горбун.
- Не твое дело! - отрезала Тубала, кусая губы.
- Не мое, не мое... давно уже не мое. Слово с меня снято, так что хоть на дно морское ступай, коли неймется. Ладно! Доскажи про врагов твоих - и расстанемся... Тубала.
- Ишь! - Тубала презрительно скривилась, пряча за бравадой непритворную растерянность. - Какой ты стал, однако...
- Уж каков есть, - невозмутимо ответил Санделло. - Ну так что?
- Меч у тебя какой интересный, - протянула воительница, словно не слышат слов горбуна. - А колечки эти зачем?
- А веселее, когда они звенят, - заметил воин.
Тубала вновь скорчила гримасу, но ничего не сказала.
Санделло смотрел на нее спокойно и твердо.
- Они дважды улизнули у меня из-под носа, - нехотя буркнула наконец воительница. - Следы вели к этому полю... и здесь я их потеряла.
- Я так понял - тут полегла бездна народу, - обронил Санделло. - Может, и они тоже погибли и тебе больше некому мстить?
- Ты забыл, что на них - мифриловые доспехи?!
- Они не спасут от огня...
- Но сами-то доспехи должны были уцелеть!
- Если их не прибрал к рукам какой-то счастливчик...
- Нет! - яростно выкрикнула Тубала. Кулаки сжаты, руки притиснуты к груди, в глазах - бешенство. Свистнула сабля, посыпались срезанные ветви.
- Нет! Я бы почуяла. Я бы почуяла горе и отчаяние металла... стон их костей... Нет! Они - живы! Теперь мне надо снова взять след!
- С радостью тебе подскажу. Они пошли на запад, к Морю. Иной дороги нет.
- Сама знаю! - бросила Тубала. - Я найду их! Чего бы мне это ни стоило!
- Ну и отлично. А теперь давай-ка двигаться. Что-то мне захотелось поглядеть на здешний океан. Надеюсь, он получше, чем у той эльфийской крепости...
Тубала издала сдавленное рычание.
- Так как, пойдем? - невозмутимо поинтересовался Санделло.
- Иди, куда пожелаешь, - у меня свой путь! - последовал гордый ответ.

СЕНТЯБРЬ. МАЯК МОРСКОГО НАРОДА НА ПОБЕРЕЖЬЕ ПОЛУДЕННОГО ХАРАДА
Клинки с плотным, тугим стуком вонзались в неподатливое дерево. Отойдя шагов на десять, хоббит Фолко Брендибэк раз за разом бросал ножи в нарисованные на затесе черные кружки - размером с мелкую монету. В высоте полыхала окутанная белым пламенем вершина горы - тайный Знак Морского Народа. Пятнадцать дней длилось ожидание, томительное, тягучее, невыносимое; тень наползающей угрозы отравляла каждый миг, постоянно напоминая о себе. Нет, не вульгарное Заклятье Раздора, что, согласно древним гондорским книгам, умели напускать подвластные Саурону чародеи, вовсе нет! Гораздо изощреннее и гораздо опаснее. Таинственная Сила действовала лишь на смелых и сильных, высвобождая их тайные помыслы и извращая их; чем смелее и сильнее был человек, чем выше его положение - тем тяжелее становилось бремя. Теперь Фолко почти не сомневался, что Эодрейд, король Рохана, стал одной из первых жертв - как и извечные его враги, хазги, хегги и ховрары. Теперь на границе Рохана кипит новая война... может, обитателей Минхириата удалось отбить, а быть может, воинское счастье отвернулось от светловолосых наездников и вражьи полки уже стоят у стен Эдораса? Не дано узнать... Туда взор Фолко без чудесного - но, увы, потерянного - Древобородова подарка дотянуться не мог.
Они возвращались в Умбар... Вновь поражение! Поражение и первые потери.
Они потратят много времени, добираясь до крепости Морского Народа, еще больше - пока отыщется корабль на юг... Кто знает, не повторится ли история с Олмером - они сошлись лицом к лицу, когда уже было поздно что-либо исправлять...
И потому Фолко до одури метал ножи в цель, пытаясь заглушить гложущую его изнутри тревогу.
Наметанным глазом Рагнур первый заметил идущий к берегу "дракон".
- Э-гей! Длиннобородые! Собирайте мешки!
Торин и Малыш, сосредоточенно звеневшие клинками - двуручный топор против меча и даги, - разом опустили оружие.
С запада, из морской дымки, внезапно вынырнул низкий и длинный силуэт.
Ветер вздувал парус, четырнадцать пар весел дружно загребали воду, высокий форштевень, украшенный головой морского змея, гордо резал волны.
- О! О! - Рагнур не мог сдержать удивления. - Вот так штука! Тан Вингетор! Повезло так повезло!
- Вингетор? - изумился Фолко. - Но... Он же должен быть сейчас на севере, в Рохане! Он подписал с нами ряд?
- Может, война уже кончилась? - предположил Малыш.
- Ага, раздуй огонь пожарче и жди, пока крица сама влезет в горн! - хмыкнул Торин. - Война должна быть в самом разгаре... Скорее я поверю в то, что он так и не отплыл в Рохан...
- Ну, тогда мы его спросим и не поглядим, что он тан. - Фолко сжал кулаки.
- Да погодите вы! Если Вингетор не пошел в поход, то это значит, что он отправил кого-то вместо себя! - вмешался обиженный Рагнур. - Правду сперва узнайте, а потом уж судите, почтенные!
"Дракон" гасил ход, приближаясь к мелководью. С палубы на волну упала небольшая лодчонка.
- Я же говорил, что надолго мы здесь не задержимся. - Несмотря на злые слова спутников, лицо Рагнура светилось от гордости. - Нам осталось только затушить огонь в шахте и завалить вход...
Тан Вингетор пренебрег приличиями Морского Народа, самолично отправившись проверить, кто в этих диких краях зажег огонь тревоги.
Предводитель не расстался с доспехами, несмотря на жару, и двигался в них с грацией настоящего придворного. Его сопровождало двое плечистых молодцов, оба - с луками в руках.
Рагнур выступил вперед, преклонив колено:
- Рагнур, воин тана Фарнака, благодарит сильномогучего тана Вингетора!
- Тан Вингетор говорит храброму Рагнуру, воину сильномогучего тана Фарнака: деяние мое не стоит благодарности... Ба, кого я вижу! Гномы - и невысоклик! Как вы оказались здесь?
- Долгая история, благородный тан, - сказал хоббит. - Если возможно, я поведаю ее всю, без утайки... но уже на борту корабля. И после того, как услышу историю самого тана. Мы полагали, что тан поведет свою храбрую дружину отвоевывать землю в устье Исены? Что-то случилось? Ведь если я правильно понял, сильномогучий тан направлялся в Умбар?
- Ты все понял верно, - кивнул Вингетор. - Я отправил два других корабля с флотом Фарнака и присовокупил еще один "дракон" своего побратима, так что численность не понесла урона... Нельзя было оставлять Юг без внимания, невысоклик. Пусть мне сулят земли и золото - которые я и так получу, хоть и меньше, чем остальные, - я должен знать, что ползет на нас с Юга! Понимаешь? Должен! Мне не было покоя... Ни мне, ни моей дружине, той, что побывала на Полудне... Я взял две сотни крепких молодцов, и мы снова отправились на юг. Миновали Харад - Хребет Скелетов и Каменку... потом прошли еще дальше, старым своим путем... я не знал, куда вести корабль, - богатые торговые города Дальнего Юга, что возле самого Поворота, меня не занимали, мы шли наугад... Короче, видели и узнали многое, о чем ты и твои благородные спутники, бесспорно, вскорости услышат. Теперь ты веришь, что я не нарушил ряда?..
Спутники Фолко не заставили себя долго ждать. В два приема лодка переправила их на борт "дракона".

СЕНТЯБРЬ, 12, ТО ЖЕ МЕСТО
- Все, дальше следа нет! - с отчаянием простонала Тубала.
- Конечно, нет. И не будет, - заметил Санделло, равнодушно наблюдая за ее поисками.
- Это почему же?
- Да потому что они сели на корабль. Неужели не ясно?
- Ага, и он ждал их тут все время? - Тубала скорчила презрительную гримасу. - Не может быть! Они где-то здесь... просто запутали след...
- Думай как хочешь, а только прав все равно я, - с прежним равнодушием бросил горбун. - Их подобрал "дракон" Морского Народа... больше некому... верно, они подали какой-то знак. Так что здесь едва ли тебе суждено догнать их.
- А где ж тогда?!
- Я бы направил свои стопы к Умбару, - пожал плечами горбун. - Твоя троица совершила зачем-то путешествие на Юг...
- Я знаю зачем! - перебила его Тубала. - Спасали одну роханскую девчонку...
Санделло вновь пожал плечами. Видно было, что все роханские девчонки, сколько их есть на свете, его нисколько не волновали.
- Так вот, девчонку они, наверное, спасли - это крайне упрямая троица, как ты могла, наверное, убедиться, - и теперь отправились на север...
Горбун ронял незначащие, равнодушные слова - но в самой глубине его глаз читались подозрение и тревога. Казалось, все им сказанное преследует одну-единственную цель - заставить Оэсси-Тубалу поверить, что ее дело тут, на Юге, окончено. Похоже, Санделло навязал себя в спутники ярой сердцем воительнице только для того, чтобы не дать ей схватиться с Фолко, Торином и Малышом. И едва ли старый воин заботился в тот миг о безопасности сей троицы.
Тубала в тот миг как никогда напоминала разъяренную пантеру, у которой из-под носа увели добычу. Три шага вправо - поворот, только песок летит из-под каблуков; три шага влево - поворот, - и так далее. Сквозь сжатые зубы рвалось сдержанное рычание, точно у дикого зверя. Санделло же, напротив, оставался неколебимо холоден, спокоен и сдержан.
- Вот мы и на месте! - не выдержала первой Тубала. - Куда дальше?!
У горбуна дернулась щека.
- Куда возжелаешь. Хочешь в Умбар - ступай в Умбар.
- А... А ты?
- А я - туда. - Рука старого воина указывала на юг.
- Зачем?
- Да так, захотелось попутешествовать на старости лет, - сухо ответил горбун. - Так что мы теперь с тобой расстанемся.
- А... почему бы тебе не двинуться со мной в Умбар?
- В Умбаре я уже бывал, и мне там неинтересно.
- Но ты не можешь идти на Дикий Юг налегке, с одной-единственной вьючной лошадью! - вскинулась Тубала. - Ты о чем-то недоговариваешь, горбун!
- Прошли те времена, когда меня пугал твой гнев, Тубала, - спокойно ответил Санделло. - Я забыл, как носил тебя на руках совсем крошечной... и учил держать меч... и скакать верхом... и не плакать, когда падаешь с лошади... Тогда ты называла меня по-иному и разговаривала тоже не так, как сейчас. Это твой выбор. Мне уже все равно. Я шел с тобой до океана, потому что знал - если ты схлестнешься с невысокликом и гномами всерьез, тебе не поможет даже ловкая сабля, которой ты умеешь отбивать стрелы. Фолко как лучник легко заткнет меня за пояс... И от его стрел ты бы не ушла. А один удар гномьего топора переломал бы тебе все кости... даже если бы ты подставила под него саблю. Я исполнил свой последний долг перед... ты сама знаешь перед кем. Теперь, когда твои враги далеко, я могу продолжить путь.
Горбун говорил негромко и сухо. Глаза его оставались холодны - лишь в самой глубинной глуби пряталась капля давней горечи. Широкий меч лежал у него на коленях, одна рука горбуна сжимала рукоять, другая держала клинок за проушину возле острия.
Тубала с некоторой растерянностью слушала необычно длинную речь всегда скупого на слова воина. Она словно не ожидала подобного отпора - словно вдруг обрела дар речи бессловесная деревянная кукла, на которой отрабатывались удары...
- Но, Санделло...
- Никаких "но"... Тубала. Ты отреклась от прошлого, ты сменила имя...
Ты больше не Оэсси. Ты избрала путь мести - бессмысленной, иссушающей душу, - что ж, твое право. Но сопровождать тебя я не намерен. У меня есть свои собственные дела. Так что прощай.
Горбун поднялся и, отчего-то прихрамывая сильнее, чем обычно, заковылял к коням. Кусая губы, Тубала смотрела ему вслед. Санделло не оборачивался.
Старый мечник уже садился в седло, когда она внезапно сорвалась с места:
- Постой, Санделло! Постой! Я... я с тобой!
Горбун чуть заметно пожал плечами:
- Что ж, давай. Я держу путь в Дальнее Захарадье. Припасов мало, еду добудем охотой. Готова?
- Готова, - пробурчала Тубала. - И чем там займемся?
По лицу Санделло пробежала тень.
- Увидишь, - посулил он, тронув поводья. - И вот еще... Если верна моя догадка, не стоит тебе отыскивать Фолко, Торина и Малыша в Умбаре. Сдается мне, пойдем по их следам... - Но последнюю фразу Санделло пробормотал еле слышно, словно разговаривая сам с собой.
Небольшая кавалькада двинулась вдоль берега на юг - туда, где высились горы. Санделло не оглядывался - однако знал, что пятеро высоких, гибких фигур в темно-зеленых плащах неотступно следуют за ним по пятам, не страшась ни болот, ни лесов, - и не сойдут с тропы.
Тубала тоже запомнила белооперенную стрелу, клюнувшую лезвие ее сабли.
- А твои Авари? - Она неприязненно поджала губы. - Они не помешают делу?
- Помешают, - спокойно отозвался Санделло. - Но, когда они нас побеспокоят, мы с ними разберемся.

СЕНТЯБРЬ, 14, УМБАР
Попутный ветер и сильные руки гребцов-эльдрингов сделали свое дело - "дракон" тана Вингетора пролетел все харадское побережье за пять полных дней. А вместе с кораблем гордого Тана на север, к крепости Морского Народа, мчалась грозная весть: с южных побережий почти исчезли орды перьеруких. Правда, не полностью. Остались отборные отряды. И это еще полбеды. Теперь вместе с перьерукими появились бойцы иных племен - смуглые, горбоносые, в отличной кольчатой броне. Было их немного - но сражались они умело. Вингетор взял нескольких пленных; они молчали, и язык им развязали только пытки - обычная, хоть и жестокая практика морских удальцов. Тан узнал странные вещи - о воздвигающемся там, на Юге, великом государстве и великом вожде, потрясателе неба и тверди, владыке душ, хозяине призраков и духов, повелителе страха и ужаса.
И еще пленники говорили, что могучую длань этого владыки уже признали все южные пределы, а теперь настала очередь северных; к ногам повелителя уже готов склониться сам Великий Тхерем, хотя на самом деле никакой он, конечно, не великий, а просто пыль, недостойная того, чтобы ее попирали стопы Величайшего... Перьерукие признали его власть, а скоро то же самое случится со всей землей, до самых лесов, что теряют по осени листья...
Вингетор понял - дело плохо. На его корабле тоже творилось что-то неладное - ссоры между эльдрингами стали обычным делом. Наилучшим средством от подобного считалось золото, и Вингетор, после недолгой разведки, натолкнулся на появившийся точно из-под земли, недавно возведенный порт, где стояли странные пузатые корабли, - по рассказам старых танов, такие встречаются на Той Стороне.
Недолго думая, Вингетор повел дружину на приступ. Эльдринги атаковали внезапно, ночью - но натолкнулись на упорное сопротивление. В городке оказалось много мастеров боя... настолько много, что Вингетор заподозрил хитроумную ловушку. Но в ту ночь Морской Отец помог своим удалым детям, и к утру безымянная гавань была уже в руках умбарцев. Добыча и впрямь оказалась неплоха; но на следующий день к изрядно попаленной крепостице подошли рати здешних хозяев - перьеруких вперемешку с горбоносыми.
Обгоревший, во многих местах поваленный частокол уже не мог служить защитой, и Вингетор вывел дружину в поле - воины все, как один, отказались отступать на корабль. Строй эльдрингов свернулся колючим ежом перед дымящимися остатками частокола. Вингетор ожидал атаки конных стрелков - он надеялся, что это отрезвит горячие головы, не забывшие сожженный Нардоз, и он, тан, сможет отвести дружину на корабль. Однако отряд умбарцев атаковала беспорядочная, на первый взгляд, толпа воинов, вооруженных донельзя странным оружием - чем-то вроде заточенных лопат или очень широких мечей на копейных древках. Строй эльдрингов умел разить как одна рука, хоть и уступая, конечно, несокрушимому хирду гномов. Но странное оружие воинов Юга рубило копейные древки эльдрингов, словно сухой тростник, облаченные в легкие доспехи нападавшие довольно удачно уворачивались от ударов; в изобилии украшавшие их оружие крючья помогали им растаскивать сомкнутый строй умбарцев.
И все-таки бой Вингетор не проиграл. Сказалось мастерство лучников, пращников и арбалетчиков Морского Народа, что ухитрялись бить поверх голов своих или в открывающиеся на миг промежутки между щитами первого ряда.
Противники разошлись - не одолел ни один. Правда, после этого воины Вингетора стали куда разумнее и больше не противоречили своему тану...
"Дракон" пошел дальше на юг.
Чем выше стояло в полуденный час солнце, тем грознее и темней становились вести. Оттуда, из-за гор и равнин, жадно тянуло руки новое мощное царство. Его полководцы уже обустраивались на приморских землях, и никому прежде не ведомые племена, вынесенные крутой волной вторжения, раскидывали шатры у самого прибоя...
Однако достоверного удалось разузнать мало. Главные силы новой державы пока еще держались вдалеке от Моря; а подниматься по узким рекам Вингетор не рискнул. Неведомым осталось даже имя того великого правителя, именем которого вершилось все это грандиозное переселение народов, затмевавшее, по словам Вингетора, даже вторжение армий Олмера.
- Прежде мы проходили от Каменки до Молчаливых Скал, почти не причаливая к берегу, - медленно говорил Вингетор. - Полупустыня, редкие нищие племена... а теперь все в одночасье изменилось. Не за десятилетия - за считанные месяцы! На громадном протяжении прибрежья кипит работа... и мне что-то становится не по себе при одной мысли о том, куда обратит свои взоры эта сила, когда работа ее на Юге закончится.
- Быть может, она повернет на юг? - предположил Рагнур.
- Едва ли, - пожал плечами тан. - Южные города хоть и богаты, но немногочисленны. Там можем брать добычу мы, таны... А стране, которую я видел, этого не хватит и на пол-укуса...
...Узнав многое из желаемого, Вингетор повернул обратно, к Умбару. А по дороге внезапно засек яркий свет одного из Знаков Беды.
Потом настал черед рассказывать Фолко.
Вингетор только покачал головой, когда хоббит поведал о великой битве в Полуденном Хараде, о гибели исполинской армии перьеруких, о победе Харада, купленной жизнями тысяч и тысяч брошенных на убой невольников...
- Так или иначе - орда остановлена, - задумчиво уронил тан, дослушав повесть Фолко. - Однако хотел бы я знать, кто командовал этими несчастными перьерукими! Будь у меня хотя бы десятая часть их войска, я прошел бы насквозь через весь Харад!
- Поэтому настоящая беда настанет, когда у них наконец появятся сильные духом вожди, - заметил Торин.
- Верно! Странную историю вы мне поведали. Это настолько... настолько нелепо...
- Мы тоже так считаем, - ввернул Малыш.
- И это мне не нравится больше всего! - Всегда сдержанный Вингетор с размаху опустил кулак на дубовый брус форштевня, так что дерево недовольно загудело. - Не обошлось без магии!
- Магии... - медленно произнес Фолко. - Не знаю. Откуда ей там взяться?
Последние остатки Наследства Саурона ушли вместе с Единым Мертвецким Кольцом...
- Что-что? - удивился Вингетор.
- А, - хоббит махнул рукой, - в нем была часть Силы Олмера Великого.
Потом эту вещь удалось уничтожить...
- Отправить на дно, - быстро вставил Торин.
- Ну да. - Хоббит потер лоб. Торин подсказал вовремя, а то он, Фолко, что-то совсем забылся... - После этого магии в Средиземье оставаться уже не должно. Разве что у энтов... Провозглашенная Эра Людей наступила...
- И тут появились перьерукие, да еще в числе, превышающем всякие представления о здравом смысле! - заметил Вингетор.

***
Умбар сильно изменился. Почти не попадались на улицах харадримы; то и дело грохотали подкованными сапожищами эльдринги, назначенные нести городскую стражу. Возле памятной таверны возведено было настоящее укрепление из бревен и камней, охранявшееся двумя десятками морских удальцов, вооруженных до зубов.
Фолко, Торин, Малыш, Вингетор и Фарнак сидели внутри, за длинным столом. Зала была полна; всюду слышались соленые шутки и хохот. Доблестные морские таны гуляли.
- Нельзя сказать, что все прошло как по маслу, - неспешно говорил Фарнак, прихлебывая пиво. - Когда мы высадились в Тарно, там уже не осталось камня на камне, а поджидавший нас Ория рассказал, что хегги и ховрары подошли в великих силах. Защитить крепостицу было невозможно. И еще мы узнали, что большая часть сил поднявшегося Минхириата двинулась на Рохан, навстречу Эодрейду. А потом... потом-то и началось главное веселье - котам смех, а мышкам слезы. Мы ударили с трех сторон... Без хазгов все эти хегги и прочие не выстояли бы против нас и минуты, но... дрались они точно безумные, и немало наших полегло, прежде чем мы их опрокинули.
Именно опрокинули, а не перебили - они просто рассеялись. Мы заняли Тарн и двинулись вверх по Исене. Если у короля Эодрейда и был какой-то план на этот случай, нас он об этом, увы, оповестить уже не смог. Его войско дралось на Исенской Дуге; и оно продержалось, пока не подошли мы.
Получилась славная драка! Но хазги есть хазги - пока роханцы сумели их рассеять, потеряли много бойцов... Короче, война кончилась уже после первого боя. Ополчение Минхириата расползлось кто куда. Эодрейд сунулся было следом, но с хазгами шутки плохи - передовой полк полег почти весь, - правда, и этих коротышек-лучников с собой захватил преизрядно. После этого все утихло. Роханцы остались с чем были - ну разве что перебрались на одну гряду холмов западнее. Мы получили свою землю в устье Исены, хотя и меньше, чем ожидали. И дело даже не в короле Эодрейде и не в хеггах с ховрарами - они прямо кишели там, когда мы отплывали, - а в том, что наш ряд выполнен не до конца. Роханцы не вышли к Морю! Впрочем, хотел бы я знать, как они рассчитывали удерживать столь обширные новоприобретения...
Однако, так или иначе, вся Исена до самого устья - в наших с Роханом руках, и просто так мы от нее не откажемся. А долю земли мы уменьшили сами - невместно брать незаслуженное. Когда, как сказано в ряде, враг больше не сможет двинуться к Эдорасу с Заката - мы и потребуем все полностью. Вот так-то, друзья мои! - Он глотнул. - Коротким рассказом - все. Про подвиги вам споют скальды! - Тан хохотнул.
- Почтенный Фарнак... - Фолко мучительно подбирал слова. - А... не виделся ли ты с королем Эодрейдом?
Торин и Малыш разом насторожились, уловив, откуда ветер дует.
- Видел я его, - махнул рукой Фарнак. - Белый весь от бешенства - что план его провалился. И... кгхм... на вас, друзья мои, зол весьма и весьма.
Вам в Рохане пока лучше не появляться...
Фолко вздохнул. Малыш скорчил разочарованную гримасу, Торин потупился.
Ничего иного они и не ожидали, но... как-то все ж не верилось.
- Полк лучников попал под команду этого, как его, Седьмого Маршала Марки, забыл имя, - продолжал Фарнак. - Парень он, может, и храбрый, да вот мозгами его Морской Отец явно обделил. Вывел он пять сотен стрелков в чистое поле против хазгской атаки... королевскую конницу прикрыть хотел.
Ну и положил половину своих...
Фолко до боли треснул кулаком по столу. Так и знал! Его полк! Им собранный, обученный, привыкший к его команде!.. Конечно! Теомунд! Седьмой Маршал! Да ему и десятком-то нельзя командовать, не то что полком!
Проклятье! Сожри вас всех Шелоб!
- Сделанного не воротишь, Фолко, - угрюмо проворчал Торин, наблюдая за приятелем хоббитом.
- Да. Да. Верно. Не воротишь. - Фолко невидящим взором смотрел в стену.
Его полк!
- Не забудь, из-за чего все это случилось, - напомнил Малыш.
Махнув рукой, Фолко припал к кубку. Терпкое гондорское... сейчас он пил его словно воду.
- Нам нельзя задерживаться здесь, - вырвалось у него. - Надо идти на Юг.
- На Юг? - Фарнак удивленно поднял брови.
- Именно так, сильномогучий Фарнак. - Вингетор положил руку на эфес. - Именно на Юг. Сперва я тоже думал - можно отыскать себе надежное укрывище на Севере, чтобы между нами и напирающими с Полудня остались бы и Гондор, и Харад... а теперь вижу - я ошибся. Спасение - только в наступлении.
Быстром, стремительном... как в тот год, когда смели Торхоод...
- Фьергун! Ты предлагаешь... фьергун? - изумился Фарнак.
- Если бы я мог "предлагать"! - Вингетор досадливо дернул плечом. - Разве Совет меня послушает? Да и твое слово, сильномогучий тан, стоит там не намного больше!
- Ты думаешь, южане скоро сомнут Харад и навалятся на нас?
"Если прежде на вас не навалится сам Харад", - подумал Фолко.
- Судя по тому, как они обустраиваются на новых местах, - несомненно.
- Всегда лучше недооценить опасность, чем переоценить ее... - проворчал Фарнак. - Но, проклятье, мои люди устали, клянусь Морским Отцом! И половина дружины осталась в Тарне!
- Для разведки многого не надо, старый друг, - усмехнулся Вингетор. - Соберем охотников.
- Две команды на одном корабле? - Фарнак поморщился. - Мордобоем дело кончится, ты же знаешь!
- Нет. Два небольших корабля. Твой "Крылатый Змей" и моя "Скопа".
Двенадцать десятков мечей. Достаточно.
- Клянусь Морским Отцом! Если бы не тот перьерукий в твоем подвале... и рассказы моих старых друзей... я сказал бы, что тебе снятся страшные сны, о сильномогучий, не взыщи за прямую речь!..
- Кстати о перьеруком, - мрачно обронил Вингетор. - Фелластр сбежал.
- Как сбежал? - хором воскликнули все остальные.
- Именно так, - Вингетор с досадой сжал кулак, - сумел сбежать из-под замка, убив трех стражей - опытных, бывалых воинов... Я подозреваю, что ему помог кто-то из челяди... Не стану оскорблять слух моих собеседников этими незначительными подробностями... Важно одно: Фелластр сбежал, и, бесспорно, скоро мы о нем услышим. Впрочем, готовиться к походу нам это не помешает. А мешкать не следует...
- Да, осенние шторма скоро... - проворчал Фарнак. - Хорошо бы успеть проскользнуть у них под носом... Там-то, дальше к югу, поспокойнее будет...
- Я надеюсь, что через неделю мы отвалим. - Вингетор неожиданно поднялся. - Я все-таки попытаюсь предупредить старейшин...
- Ну, а мне надо расшевелить своих... - Фарнак допил пиво. - Идемте, друзья...

СЕНТЯБРЬ, 21, УМБАР
Фолко стоял на узкой носовой палубе "Скопы". Этому кораблику, всего о шести парах весел, скорее подходило имя "дракончик", нежели гордое "дракон". Легкий, верткий и ходкий, он предназначался для стремительных рейдов, разведки и набегов на незащищенные края. Теперь ему предстояло бросить вызов могучей и таинственной державе, точно Феникс из пепла возникшей за самыми дальними рубежами ведомых в Гондоре и Арноре земель.
Следом за "Скопой" из гавани выходил "Крылатый Змей" - тоже на шести парах весел, такой же длинный, узкий и быстрый. Ветра менялись; важно было поймать северный или северо-западный и проскочить Умбар за несколько дней, не останавливаясь на ночлег. Кормчие торопились. И не без оснований.
Несколько месяцев Фолко не был в Умбаре и не мог не поразиться царящей в городе тревоге. Драки с харадримами вспыхивали повсеместно; не зря по улицам день-деньской вышагивали дозорные. Южане не оставались в долгу - и все таверны, кабачки и тому подобные излюбленные эльдрингами заведения выставили солидную охрану. Из пустыни доходили зловещие слухи: правитель Харада как будто бы решил раз и навсегда покорить Умбар, захватив единственную крупную гавань на всем тхеремском побережье. Правда, слухи не мешали умбарским работорговцам успешно и прибыльно сбывать живой товар харадским покупателям, среди которых почти исчезли свободные купцы - всех невольников забирал сам правитель Великого Тхерема...
Жалящий, злой Свет по-прежнему беспрепятственно разливался по южным землям; а там, куда он не мог проникнуть, неизбежно начинала скапливаться такая же злая Тьма.
Соглядатаи донесли тану Старху: его враги вышли в море. Он считал Фарнака своим кровным врагом с того самого момента, как тот обошел его в гонке к умбарским пирсам. И даже не задумывался о том, что раньше он давно и думать бы забыл об этой неприятности - ну, разумеется, устроив Фарнаку пару-тройку "приятных" сюрпризов. На сей раз сюрпризы устроить не удалось - и это странным образом лишало Старха сна и покоя. Не радовали даже крупные барыши от продажи невольников.
- Тан! - Хирбах, один из десятников Старха, неловко топтался на пороге.
- Они вышли в море, мой тан. Два корабля. "Крылатый Змей" старой лисы Фарнака и "Скопа" этого гондорского выползка Вингетора. На обеих посудинах, видит Морской Отец, едва ли больше полутора сотен мечей - а скорее всего, и тех не наберется.
- Отлично, - процедил сквозь зубы Старх. - Мы идем следом. Их лоханки хоть и вертлявы, а до Двурогой Скалы им от нас не оторваться. Голубятника сюда!
Некоторое время спустя обученная птица взмыла в поднебесье, неся свернутое трубочкой письмо Старха, адресованное сильномогучему тану Скиллудру...

ТОТ ЖЕ ДЕНЬ. ЗАПАДНАЯ ОКОНЕЧНОСТЬ ХЛАВИЙСКИХ ГОР
- Ну вот и дошли, - спокойно заметил Санделло.
- Дошли, - выдохнула Тубала.
По правую руку от них вздымались громады Хлавийских Гор (по-тхеремски - Горы Ледяных Потоков). Горбун и воительница обогнули исполинский хребет по узкой прибрежной полосе между скалами и океаном, шириной едва ли в четверть лиги. Здесь кончались тхеремские владения. Когда-то от Моря до гор тянулась настоящая высокая стена с башнями, но потом края к югу от гор опустели - и правитель Тхерема счел разорительным держать большой гарнизон так далеко от столицы. Стена мало-помалу пришла в негодность, буйный южный лес волной нахлынул на нее, оплел гибкими лозами, подкопал корнями, расшатал каменные блоки проросшей в швах травой. Караульные башни были покинуты... но так только казалось.
Взобравшись повыше, Санделло и Тубала смотрели на покосившуюся пузатую башню. На темной от времени крыше виднелись свежие, светлые заплаты.
Кто-то попытался кое-как привести в порядок башню... неужто тхеремцы?
- Коней через стену не поднимешь, да и я стар уже по скалам прыгать, - проговорил Санделло. - Видишь - они ворота еще починить не успели? А за ними - тропа?
Тубала молча кивнула.
- Вот там и проедем. Не знаю, кого нам тут послала судьба...
- Но кем бы они ни оказались, им крупно не повезло, - подхватила Тубала.
Горбун холодно усмехнулся. Правая рука его погладила перевязь с метательными ножами.